Будь моей (СИ) - "Cold February"

— Не стоит бросаться такими намеками, мой царь, — краснея, упрекает Сигюн.

— Почему? — смеется он. — Ты моя жена, я имею на это полное право. К слову, — он хитро скалится, — это был не намек. Иди сюда, — он призывно простирает руку растерявшейся женушке.

Она тихо спрашивает:

— Что, сейчас?..

— А ты чем-то занята? — издевается он.

Сигюн мнется, прикусывая губу. Ее сердце колотится как сумасшедшее. Она неуверенно привстает, чтобы сделать два шага и опуститься на колени рядом со скрестившим ноги мужем. Ее тут же с плутовской улыбкой притягивают вплотную за талию. И Сигюн по инерции упирается в широкие плечи ладонями. Слишком внезапно и тесно. Расстояние меж их лицами — считанные сантиметры.

— Развей мое любопытство, милая.

Сигюн розовеет, ощущая каждое слово на своих щеках и губах. Она нетвердо интересуется:

— Что вы хотите узнать?

— Почему ты все-таки решила выйти за меня?

— Но я ничего не решала, — удивляется Сигюн, округляя голубые глазки.

Алые напротив складываются в колючий насмешливый прищур.

— Да ну!.. — царь Йотунхейма хмыкает. — Я не верю в столь сильное чувство долга, ради которого можно перечеркнуть всю свою дальнейшую жизнь, Сигюн. Ты была вольна следовать велению своего отца и оставаться в тени. Не являться на смотрины. Выйти замуж за какого-нибудь вана. Прожить счастливую жизнь в своем цветущем мире, а не на безжизненной планете с теми, кем пугают детей. С тем, кем пугают детей, — он делает паузу. — Но ты решила поиграть в благородство…

— Дело не в благородстве…

— Тогда в чем? — черные брови красноречиво вздымаются вверх в ожидании ответа.

Сигюн раскрывает рот, чтобы через секунду его снова закрыть. Как объяснить тому, кто не принимает долг, что ты, действительно делаешь что-то, потому что это твоя обязанность? Твой долг по праву царской крови. Сигюн поджимает губы, виновато заглядывая в томящиеся очи.

— Я не получу от тебя ответа?

— Я не смогу дать вам ответ, который бы вас удовлетворил, мой царь. Простите.

Локи недовольно хмурится и вдруг резко опрокидывает жену на пол, застеленный шкурами. Он забавляется, воспроизводя в голове ее короткий забавный писк, когда ложится на бок и чуть нависает над ней сверху.

— Свобода?

— Что? — всполошено переспрашивает Сигюн, все еще отходя от столь резкой смены положения.

— Причина, по которой ты вышла за меня. Желание вырваться из-под власти отца?

— Нет, мой царь, — она понуро вздыхает.

— Желание доказать свою значимость? — Скептический взгляд говорит за нее. — Свою решимость? Силу? Стать на равных со своими родителями?

— Не гадайте бесцельно, вы уже услышали от меня ответ. Не моя вина, что он вас не устроил.

— Хотелось поиграть в мученицу? — Его точно осеняет: — У тебя… какая-то сексуальная тяга к монстрам?

— Что?! Нет! — Сигюн заливается смехом, прикрывая рот кулачком. — Как вы вообще могли такое подумать?!

— Ты чересчур спокойно приняла тот факт, что станешь женой йотуна, милая. И моя истинная личина тебя не отвращает.

— Я не считаю, что внешность — главное в жизни. К тому же у вас всего лишь другого цвета кожа и глаза. И вы не просто йотун. Вы сын царя Одина и царицы Фригги. У вас… — она слегка заминается, — совсем другой склад ума, нежели у ваших подданных.

— За мой склад ума мидгардцы прозвали меня монстром, — скалится царь Йотунхейма. — С чего ты вообще взяла, что родство с асами имеет для меня хоть какое-то значение?

— У вас прекрасные отношения с братом, разве нет?

— На все-то у тебя есть ответ.

Пухлые губы трогает притягательная улыбка. Локи хмыкает и хитро щурится ей в ответ. Собственнически сжимает тонкую талию и медленно наклоняется. Он возвращает личину аса, растапливая синий лед на коже.

— Не нужно… — Сигюн вдруг мягко останавливает его касанием кончиков пальцев к щеке.

Локи недоверчиво заглядывает изумрудными пронзительными глазами ей в очи.

— Тебя же морозит от моего вида. — «И, несмотря на это, ты готова переспать с йотуном?»

— Только от непривычного цвета глаз, — честно признается Сигюн. — Но, если вы будете каждый раз менять облик, я никогда не смогу привыкнуть. А вы ведь сами просили меня сделать это как можно скорее.

В этом есть смысл. Локи тянет уголок губ и возвращает личину йотуна на место. Сигюн провожает быстро исчезающую кожу аса легким касанием до самых глаз. Алых глаз. Она любопытствует:

— Это как-то ощущается?

— Чуть повышается восприимчивость к холоду, — глухо проговаривает он, прежде чем увлечь ее в поцелуй.

Длительный и ленивый. Точно знакомящийся. Будоражащий все нервные клеточки. Тонкие пальчики перемещаются скользящим движением, дразня кожу на затылке. И Локи одобрительно поглаживает ей талию большим пальцем. Он на секунду отстраняется, заглядывая в соблазнительно полуприкрытые голубые омуты. Чуть вздрогнувшие где-то глубоко внутри от слишком близкого контакта с тем, что их так пугает. Но Сигюн даже не думает давать волю своему страху. Наоборот. Она с чуть тронувшей губы улыбкой вновь прижимается к нему в поцелуе. Сама. Большая рука ползет вверх-вниз по тонкому стану, очерчивая девичьи изгибы. То, как она старается, вызывает в Локи бурю эмоций. Это как-то странно греет внутри, вынуждая выражать благодарность в несвойственной нежности. Локи всегда был поклонником быстрого и бурного соития без обязательств и привязанностей, что своевременно тянуло за собой излишнюю грубость и жесткость. С Сигюн же этого совсем не хочется. С Сигюн хочется медленно и вдумчиво. Хочется изучить ее во всех деталях. Познать не только телом, но и душой. Привязать к себе не интригами, а откровенностью. Не то чтобы он до беспамятства влюбился в нее за столь короткий срок. О, нет. Просто всегда хочется иметь подле того, кто бы принимал тебя таким, какой ты есть, со всеми гадостями внутри.

А Сигюн как раз на это способна.

Локи углубляет поцелуй, спускаясь языком по раскрытым губам в горячий рот. Он с наслаждением прослеживает линию бедра чуть приподнятой ноги. Сгребает к талии подол длинного платья и забирается под ткань. Начинает пальцами затейливую игру с краем чулка.

— Может, все же переберемся на кровать?.. — несмело предлагает Сигюн сквозь сбившееся дыхание.

И Локи плутовато скалится.

— Предлагаешь заняться супружеским долгом? — подкалывает он ее.

Сигюн вмиг краснеет до самых кончиков ушек. Она стыдливо мямлит:

— Я просто думала, что раз вы… что мы…

Царь Йотунхейма заходится проказливым смехом, ловко сгребая ее и подхватывая на руки. Сигюн инстинктивно вцепляется ему в шею с тихим ойканьем. Ее сердце отбивает ритмичный такт в грудной клетке. Никто никогда не носил ее на руках, за исключением отца в раннем детстве. Это весьма странное ощущение… Но приятное.

Ее бережно опускают на уже расстеленную каким-то чудом — ах да, магия — постель и скользящим движением приподнимают вверх ногу. Царь Йотунхейма стягивает с нее сапог и с вопросительно изогнутыми бровями ловит ее недоумение.

— Что?

— Когда я пыталась снять с вас обувь, вы меня отругали, — упрекает Сигюн.

И он задорно скалится, стаскивая второй сапог.

— Ты — моя женщина. И я хочу тебя. Это другое.

Он избавляется и от своей обуви и забирается на постель, попутно сбрасывая с себя меховую удлиненную безрукавку. Сигюн неуверенно принимает его, наваливающегося на нее сверху. В воздухе крутится вопрос и неопределенность с осадком волнения. Перспектива снова оказаться перед ним нагой и отдаться невольно пугает. Если в их первую брачную ночь соитие было закономерным актом, завершающим свадьбу, то сейчас происходящее — полная инициатива ее мужа. Царь Йотунхейма признается в этом сам. И называет ее своей женщиной. Намек ли это, что у нее нет права отказаться?

Хотя у нее в любом случае нет права отказаться. Царь Йотунхейма берет ее в жены лишь для того, чтобы она родила ему наследника. Ни больше ни меньше. Однако…

Она простанывает ему в губы, чувствуя, как те тут же довольно растягиваются. И перемещаются на шею, горячими поцелуями смакуя чувствительную область. Сигюн заходится в сладком мычании, очерчивая сжимающие ее руки. Заставить забыться и отдаться нарастающему возбуждению — это то, что царь Йотунхейма с успехом с ней вытворяет. И именно это пугает ее, как пугало в ночь свадьбы. Для Сигюн эти ощущения слишком сильны. Слишком затуманивают рассудок. То, чем она так дорожит.