Гранат и Омела (СИ) - Морган Даяна
Ощутив разгоревшуюся железную искру внутри, Авалон встала. Как бы ее ни раздражала Элеонора, она оказалась одной из тех женщин, которые смогли отстоять себя. Впрочем, судя по странным переглядкам с Симеоном, и ее не миновала тяжелая судьба, столкнувшая ее с инквизитором.
Бросив последний взгляд на уплывавшие кораблики из листьев остролиста, Авалон на миг даже задумалась, восстановят ли попранные традиции после смерти Филиппе? Найдут ли нового Принца Остролиста, который станет новым Дубовым Королем? Сможет ли он помочь Каталине зачать дочь? Может тогда королева отправит на тот Берег труп нерожденной Рамоны и обретет душевное спокойствие? Надежды на это оказалось так мало, что Авалон печально вздохнула и медленно пошла в сторону хижины окольным путем, чтобы надышаться прохладным воздухом и дать себе время передохнуть.
Увидев по дороге зимний жасмин, она обломала несколько веток и, вернувшись в маленькую комнату, заполнила ими вазу. Варес все так же потел и дрожал в лихорадке, жар не спадал. Пытаясь справиться со страхом, что он умрет после всех ее усилий, Авалон заполнила все свое время заботой о его выздоровлении, хотя и помнила из слов Аурелы, что такие лихорадки проходят только на том Берегу. Ни один, даже сильный, мужчина не мог выдержать подобной битвы за жизнь.
Надеясь прибавить дополнительных сил Варесу, Авалон порылась в вещах Элеоноры с ее разрешения и, найдя держатель благовоний, покрывшийся пылью, очистила его и установила новые палочки: лаванду, способствующую заживлению ран; мирру, успокаивающую воспаления; душицу, приносящую спокойный сон; и мяту, снимающую боль. На полу сменила свежую солому и разбросала в нее засушенные стебли цветущего тимьяна, придающего силу. И когда она ходила туда-сюда, то принося отвар, то бульоны, то обрабатывая рану и меняя на теле тряпицы с раствором уксуса, чтобы сбить жар, ее шаги распространяли насыщенный аромат тимьяна, который должен был помочь Варесу быстрее поправиться.
Авалон проводила часы у постели капитана, лишь иногда наведываясь к Хорхе и помогая Элеоноре в готовке. Симеон корпел над текстами, Бас заглядывал ему через плечо, но Авалон ни разу не поинтересовалась их успехами — она держалась от этих страниц как можно дальше, хотя то и дело возвращалась мыслями к интригующей подписи «Монастырь Б.» в тетради мадам Монтре и смерти Эстелы. Ей чудилось, что книга могла бы дать ответы и на эти вопросы, однако каждый раз она одергивала себя и сосредотачивалась на единственно важной цели — заботиться о раненных.
Дамиан вернулся на следующее утро и сразу же наведался к Варесу, миновав остальных. Усевшись на стул, он, сердитый и колючий, даже не взглянул на Авалон, которая сидела на полу в изножье кровати. Так они и негласно сговорились: следить за Варесом, который страдал от лихорадки, но не говорить ни слова. Хрупкое перемирие превратилось в вооруженный мир. И все же иногда Авалон украдкой поглядывала на Дамиана, когда была уверена, что он не замечает. Чаще всего это происходило ночью, когда он дремал, склонив голову. Вьющиеся волосы как обычно падали на лоб, и каждый раз от этого вида горячая судорога сводила низ ее живота. Несмотря на отчуждение между ними, Авалон не могла не признаться себе, что он прекрасен. Она крайне редко думала такое о мужчинах, разве что о Басе, да и то было скорее дружеское расположение, но Дамиан определенно стал для нее воплощением этих слов. И теперь это делало ей больно. Каждый раз, заставляя себя отворачиваться, она принуждала себя вспоминать, что он — один из монстров. Впрочем, как и Варес. Это понимание окончательно вводило ее в ступор, и она сидела у его постели, пытаясь понять, каким образом ее жизнь за последние месяцы превратилась в какую-то нереалистичную легенду. Потом она в очередной раз начинала отмахиваться от этих мыслей, потому что не знала, что с ними делать. Бояться Дамиана, потому что в зверином обличье он пытался убить ее после того, как защитил? Ненавидеть, потому что такие же, как он, убили практически всю делегацию Трастамары? Жалеть, потому что он сам, вероятно, не понимал, кто он такой? Поддержать, хотя она была последним человеком, в чьей поддержке он, скорее всего, нуждался?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Не найдя подходящего варианта, она просто решила не нарушать заведенную тишину.
Ее нарушил Варес. Со стоном боли он пришел в себя на седьмой день на рассвете, когда спала лихорадка. Авалон все это время сдерживала в себе страх, что капитан умрет, не выдержав эту битву, и когда он с трудом открыл глаза — расплакалась. Дамиан уже рванувший к Варесу, как-то странно на нее посмотрел. Чтобы скрыть слезы, она отвернулась и отправилась за бульоном. Там, стоя у очага и ожидая, пока он нагреется, быстро вытерла слезы и шмыгнула носом. Успокоившись, она налила бульон в кружку и вернулась в комнату. Варес уже полусидел-полулежал, откинувшись на подушку и ухмылялся. Темные волосы промочил пот.
— Думал, что так просто от меня отделаешься, засранец? — хрипло спросил он у Дамиана и, рассмеявшись, тут же поморщился от боли. — Ах, зараза, болит как срань! Ой, миледи, прошу прощения!..
— Нет, нет, Варес, даже не думайте! — заметив, что он пытается встать, воскликнула Авалон. — Вам нужно отдыхать и набираться сил! — Обойдя Дамиана, придвинувшегося к кровати, она подала Варесу кружку с бульоном и отошла к изножью кровати. — Наказ лекаря!
Варес обнюхал кружку и раздосадовано произнес:
— Я думал, это медовуха.
Авалон не смогла сдержать смешок. Дамиан снова посмотрел на нее с неодобрительным выражением на лице, но Авалон проигнорировала его — ее сейчас не задеть чьим-то неодобрением. Отхлебнув бульона, Варес издал стон удовольствия, ставший для Авалон медом для ушей — пациент, в выживании которого она даже не была уверена, наслаждался питьем. Она так растрогалась, что едва не пропустила вопрос Дамиана:
— Варес, как ты выжил?
Капитан замер и посмотрел на него поверх обода кружки.
— Кажется, благодаря этой леди? — Он стрельнул в нее карими глазами, опустил кружку и улыбнулся Авалон.
— Как ты выжил после того, как Ерихон проткнул тебя насквозь? Как ты нашел нас? Я своими глазами видел, как это вёльвское лезвие вышло из твоего живота — как раз там, где у тебя сейчас рана.
В комнате скопилось напряжение. Тема, которую они все старательно обходили стороной, внезапно превратилась в отравленный кинжал, целящийся в горло.
Варес прочистил горло.
— Что ты знаешь о моем предке?
— Какое это имеет отношение к…
— Что ты знаешь о Мардагайле? — снова спросил капитан без тени улыбки.
Дамиан пренебрежительно фыркнул и сложил руки на груди, всем своим видом показывая возмущение.
— Ты хочешь, чтобы я тебе исторические события пересказал?
— Да, хочу. Что ты знаешь о Мардагайле?
Авалон видела, что Дамиан злится. Губы его кривила ярость и глаза, кажется, покраснели. Сердце ее тревожно дрогнуло, она нервно переступила с ноги на ногу и почувствовала пот на ладонях.
— Он помог королю Джойсу отвоевать у Трастамары город Пром, — наконец нехотя процедил он. — Какое это отношение…
— Вы знаете эту историю, Авалон? — Она вздрогнула от неожиданности, когда Варес перевел на нее сосредоточенный взгляд. — Раз бархатная рожа как обычно не пользуется головой.
— Насколько я помню, Мардагайл захватил Пром силами всего лишь двенадцати воинов, — неуверенно ответила она, с трудом вспоминания лекции мадам Меральды. — Меньше чем за час город был взят приступом, защитные укрепления сожжены, рвы засыпаны, гарнизон, жители, Владычица Вздохов и королева Альвара со свитой убиты, а столицей спешно была назначена Гранада, где осталась дочь Альвары.
Варес кивнул и посмотрел на Дамиана.
— А она куда умнее тебя.
— Я все еще не понимаю, как это…
Капитан бессильно покачал головой и раздраженно выдохнул.
— Двенадцать человек, Баргаст. Тебя это никогда не озадачивало?
— А должно? Штурм был исполнен успешно, потому что Мардагайл оказался отменным полководце…