Царствование Розы - Кейт Голден
Подвиг индустриальной мощи и сложности: колеса и шестерни, железо и сталь, золото, алмазы и рубины. Мраморный пол, красный и блестящий, как глянцевая кровь. Невероятно высокие потолки, внутренние арки, служившие оживленными мостами из одного крыла в другое, балконы и окна, открывающие вид на элегантные, ухоженные дворы без цветов, окруженные вместо этого безупречно подстриженными живыми изгородями. Ни единого листочка не было не на месте.
В воздухе витал густой запах пепла. У меня защекотало в носу, когда я спросила Вина:
— На кухне был пожар?
Его хромота, казалось, сегодня доставляла ему беспокойство. Он берег свою здоровую ногу, пытаясь поспеть за Мэддоксом и мной.
— Иногда идет дождь сразу после рассвета.
Я уставилась на него, хотя он смотрел своими мягкими карими глазами вперед.
— Иногда идет дождь… из пепла?
Вин покачал головой, словно это было бы смешно.
— Огня.
Конечно. Конечно, в Солярисе шел огненный дождь. Я даже не стала спрашивать, как Лазарь убедил свой двор, что это не то, о чем стоит беспокоиться. Как люди за пределами города-крепости защищались. Мне не хотелось слышать ни правду, ни ложь.
Я замечала, как служанки в темной униформе проскальзывают в проходы, безупречно сливающиеся со стенами, открывают двери, сделанные под книжные шкафы, или сдвигают статуи, под которыми скрываются целые потайные лестницы.
Извилистый дворец уловок и лжи. Не стоило ожидать ничего другого.
Но после того как меня, словно теленка на откорме, держали взаперти в тех покоях, я была благодарна за эту прогулку. Ценила даже долгий путь между крыльями замка. Его мосты и дорожки были похожи на извилистый лабиринт и, должно быть, протянулись на больше миль, чем весь Аббингтон. Моя башня, казалось, находилась на самом противоположном конце от этих бань.
Купальня. И Мэддокс, говорящий мне не переодеваться из ночной рубашки… Вероятно, время пришло. Несмотря на подступающую тошноту, я продолжала идти. Я должна была быть сильной, если хотела жить.
Но монотонное напевание Мэддокса никак не помогало. Оно звучало в теперь пустых, гулких залах, словно похоронный марш, пока мы шли втроем — в моих мягких тапочках, бесшумных по сравнению с тяжелыми ботинками Мэддокса и Вин. Я ждала, что меня подведут к дверям, которые откроются в сырое, темное помещение бань, похожее на то, где я выросла. Ждала запаха застоялой воды, пота и тайных связей.
Вместо этого меня привели к целому крылу, охраняемому по крайней мере еще двенадцатью королевскими гвардейцами.
Мэддокс и Вин провели меня сквозь серебряное море солдат, и крыло замка распахнулось перед нами. Стерильный стеклянный атриум — холодный и аскетичный. Несколько мраморных колонн, подпирающих невероятно высокие потолки. Железные книжные шкафы. Два белых кресла без единой вмятины или пятна, сшитые из меха некогда лохматого, кудлатого и густого существа. Вероятно, того, которого мне не представить даже в самом безудержном воображении.
И пять глянцевых черных дверей внутри всей этой стеклянной хрупкости. На каждой — одна рубиново-красная ручка, которая заставляла меня думать об окровавленной руке, отчаянно пытающейся ее приоткрыть. В центре каждой двери разный золотой символ: луна, солнце, волна, лист и пламя.
Мы направились к средней двери, с гербом в виде волны, как раз когда мимо нас прошли два королевских гвардейца, каждый с громадным стеклянным бочонком белого, мерцающего лайта. Я могла поклясться, что эссенция гудела сквозь стенки бочки, и скудный лайт в моих венах пульсировал, словно подобное притягивалось к подобному.
Мой лайт. Это был мой лайт…
Я вытянула шею, чтобы видеть, как они проносят бочки через вход, отмеченный символом солнца.
— Лазарь хранит весь собранный лайт в своем собственном крыле?
Ни один из стражников не удостоил меня ответом, и меня втолкнули внутрь.
Частные купальни Лазаря разительно отличались от бань моего детства. В Аббингтоне была одна-единственная каменная купель под потрепанными сводами, а здесь — бесчисленные бирюзовые бассейны, утопающие в клубах пара и уходящие за горизонт, как дюны. Одни воды застыли, словно лед, другие волновались сами по себе, без единого купальщика, будто невидимое подводное течение тревожило их глубины. Третьи же яростно кипели и бурлили, хлестая брызгами в насыщенный влагой воздух.
Мы стояли на балконе из белого камня. Я вдыхала воздух, насыщенный запахом минералов, серы, мрамора и мыла, и осматривала все это молочно-бирюзовое пространство. Эти бани, как и все в Солярисе, были вопиюще показной и чрезмерной роскошью. Я в любой день выбрала бы скромную фарфоровую ванну Кейна.
С обеих сторон балкон расступался, давая начало двум зыбким лестницам, что терялись в глубине, извиваясь меж купален по пути к самому сердцу комплекса, где покоился главный водоем. Светло-синяя вода, покрытая легкой рябью и дымкой пара, струилась без видимых границ, мягко переливаясь в окружающие ее чаши.
И в сердце всей этой искрящейся, безмятежной нефритовой воды — Лазарь.
Его неоспоримая красота была, пожалуй, самым отвратительным в его облике. У него были высеченная из гранита челюсть и пронзительные серые глаза, точно как у Кейна. Прожив тысячу лет, его густые темные волосы немного поседели, но он так же уверенно носил их длинными, как и его сын. Но в Лазаре не было ни капли тепла Кейна. Ни капли его радости. Эти мрачно сжатые губы, стальные нахмуренные брови и широкий мускулистый торс заставляли мой желудок сжиматься от тошноты. Я была благодарна, что не ела с утра. Иначе меня бы вырвало.
— Арвен, — сказал он, и хотя он говорил негромко, эхо журчащей воды донесло его слова прямо до моего уха. — Не желаешь присоединиться?
Я сжала челюсти.
— Я бы предпочла не мочить волосы, спасибо.
Он не произнес ни слова, стоя в центре этого огромного, колышущегося бассейна, окутанного паром, а Мэддокс и Вин потащили меня вниз по ближайшей лестнице, несмотря на мое сопротивление, и бросили у самого края, где вода переливалась через край.
Теплая вода тут же просочилась в мои тапочки, и я поджала пальцы ног, будто могла уберечь их от этого тепла.
— Присоединяйся ко мне — Голос его звучал глубже, чем в моих кошмарах. Суровее, чем способен был бы изобразить даже мой собственный ужас. Его глаза цвета стали сверлили меня насквозь, и я изо всех сил старалась не проводить параллелей между его обликом и обликом сына. Я не желала ни запятнать светлый лик Кейна в своих мыслях, ни позволить себе смягчиться к чудовищу, что предстало передо мной.
Неужели Лазарь действительно собирается взять меня силой прямо здесь, в этих банях? На глазах у всех этих мужчин?
