Дочь предателя. Баллада Пепла и Льда - Анна Сергеевна Платунова
— Не видела, — тихо сказала я. — Слышала.
Вздохнула, перебирая в голове воспоминания: коротко пересказать не получится. Придется начинать с начала: с того момента, когда отец разбудил меня и отправил прочь из гарнизона, вручив футляр.
— Ты возненавидишь меня еще сильнее, если я признаюсь.
Эйсхард подался вперед, внимательно глядя на меня.
— Я научился держать свою ненависть в узде. И, поверь, ненавидеть имя Дейрон еще сильнее — просто невозможно. Полковник отправил тебя из гарнизона раньше, чем начался Прорыв, так?
В синих глазах блеснул лед, голос резанул холодом металла, и я сжалась. Теперь он уйдет. Уйдет и оставит меня наедине с бедой. Я не смогу его за это осудить: вся семья Тайлера погибла в Прорыве, справедливо, если дочь предателя Дейрона постигнет та же участь.
Он ждал ответа, я собралась с силами, чтобы посмотреть Эйсхарду в глаза.
— Все так.
Он молчал долгие несколько секунд, но вот откинулся на стену, уперся затылком, едва заметно пожал плечами.
— Что же, ничего нового я не узнал. Полковник заранее задумал предательство, но свою единственную дочь решил спасти. Даже подлым натурам свойственна забота о потомстве. Погубить тысячи жизней и спасти одну… В Бездну! Знаешь, Дейрон, я жалею лишь об одном, — процедил он, не глядя на меня. — Что голову можно отрубить только один раз!
Я вздрогнула, зажала ладонью рот. Мысленно я благодарила Всеблагого, что палач знал свое дело и секира оказалась остро заточенной. Все закончилось мгновенно: глухой удар по деревянной колоде — и ни стона, ни звука. Отец не страдал. Я надеюсь.
А Тайлер рад был бы растянуть его боль на часы, на годы.
— Уходи, — выдохнула я. — Уходи и больше не помогай мне, Тай. Может, когда меня не станет, тебе полегчает наконец.
Я встала, дрожащей рукой придерживая на груди концы пледа, и указала ему на дверь. Он поднялся, возвышаясь надо мной, и я закрыла глаза, чтобы не видеть, как Эйсхард идет к выходу, не обернувшись напоследок. Зачем ему рисковать собой ради дочери человека, причинившего ему столько горя?
Вместо того, чтобы уйти, Тайлер взял меня за плечи и несильно подтолкнул в сторону постели, хотел усадить. Плед скользнул вниз, я ахнула, пытаясь его подхватить, но не успела. Тонкие бретельки сорочки не могли скрыть уродливый шрам на правом плече, оставленный когтем октопулоса. Я будто заново увидела, какой же он мерзкий: эта неровная дыра под ключицей, расползающиеся вниз и в стороны струпья… Несмотря на то что я выросла в гарнизоне среди вояк, я, будучи девчонкой, так и не научилась спокойно смотреть на увечья. Тошнота подкатывала к горлу от вида уродливых отметин, оставленных войной. А теперь я сама… почти калека.
Я вызывающе вздернула подбородок, ожидая столкнуться с брезгливостью или жалостью во взгляде Тайлера. И безмолвным вопросом: «Как я мог ее целовать?»
Тайлер медленно вернул плед на место, прикрывая мою рану осторожно, будто бы она все еще болела.
— Почему ты молчала? — хрипло спросил он. — На тренировках. Я видел, что с твоим плечом что-то не так, но думал, что суставы слабые… Нагружал их, не щадил тебя. Алейдис! Проклятье!
— Мейстери Иллара дала мне мазь, — пробормотала я. — Плечо давно не беспокоит. И это была моя проблема…
— Твоя проблема? Твоя? — взорвался Эйсхард. — Я твой командир и должен знать о таких вещах! Мне каждый раз клещами приходится вытаскивать из тебя крохи правды!
Я смотрела в сторону, едва придерживая ослабевшими пальцами бесполезную теперь ткань: Тайлер уже все видел. И чувствовала себя ужасно жалкой и почему-то грязной, с этим безобразными рубцами на теле, с вплетенными в темные пряди седыми нитями. Тай оборвал гневную тираду на полуслове, рвано выдохнул и вдруг крепко, и в то же время бережно, прижал меня к груди. Я оказалась в кольце его теплых, надежных рук. Дыхание защекотало макушку. Губы прикоснулись к моим волосам невесомым легким поцелуем.
— Опять мне что-то мерещится, — пробурчала я.
Тайлер расхохотался, и я следом. Напряжение, висевшее в крошечной спальне грозовым облаком, схлынуло. Мы снова расселись на постели, ближе, чем прежде. Регламентирует ли устав расстояние между командиром и подчиненной? Его присутствие вечером в моей спальне? Объятия, пусть даже дружеские? Не говоря уж о поцелуях в макушку.
— Давай, Дейрон, выкладывай все начистоту, — нарочито грубо потребовал Эйсхард. — Иначе мы никуда не продвинемся.
Я кивнула и откровенно рассказала обо всем, начиная с моего отъезда из гарнизона и заканчивая допросом у генерала Остермана. Когда я описывала бой с октопулосом и мою неожиданную победу, черные брови Тайлера взметнулись вверх, выдавая изумление, но он не перебивал, внимательно слушал.
— Тогда я и познакомилась с князем Лэггером, он присутствовал на допросе, — закончила я. — Я его не видела, но голос сразу узнала, когда услышала. Хотя… Я была не в лучшем состоянии, может быть, ошиблась. В любом случае меня посчитали неопасной. Я не открывала футляр, не знаю, что везла с собой. Зачем убивать меня теперь, спустя столько времени?
Я развела руками, не в силах подобрать слова.
— Обстоятельства могли измениться, - сказал Тайлер.
— Какие обстоятельства?
Он качнул головой.
— Пока не знаю. Итак, первый несчастный случай: тебя заперли в подвале с тварями.
Глава 11
Дорогие читатели, я немного приболела, на комментарии пока не отвечаю, все силы бросила на продочки, они продолжат появляться точно по графику. Всем спасибо за ваши комментарии, очень их люблю! ________________________________________________________________
— Да, подвал, странные глюки. Это мы знаем.
— Нет, Алейдис, так дело не пойдет. Проговариваем слово за словом, факт за фактом, может всплыть еще какая-то информация, — сказал Тайлер.
— Ведешь себя как зануда-отличник, — улыбнулась я.
Мы обсуждали невеселые вещи, страшные, но после смеха, объединившего нас, улыбка так и норовила вернуться. Он хмыкнул.
— Я и есть зануда-отличник. И твой командир.
«Сидящий в опасной близости от меня в моей спальне. И я до сих пор ощущаю прикосновение твоих губ к моим волосам…» Этого я вслух говорить, конечно, не стала.
Я вспомнила, как Веела задержалась, чтобы зашнуровать ботинок, потом я увидела призрак отца, правда, растаявший сразу, как только закрылась дверь. Эйсхард и однокурсники все время думали, что я иду рядом.
— Предположим, что это
