Западня - Ева Гончар
— Переходи сразу к делу, Мангана. Зачем я здесь? Чего вы от меня хотите?
— Он ещё спрашивает! — Придворный Маг снова хихикнул. — Государственный преступник спрашивает, зачем его арестовали! Смешная шутка. Сегодня же расскажу его величеству!
— Ты не хуже меня знаешь, что я не убийца и не заговорщик.
— У королевской Охранной службы другое мнение, и суд, конечно, спорить с ним не будет. Ты никогда не выйдешь на свободу, Многоликий.
— Суд? Да ладно… к чему вам такие хлопоты?
— Его величество чтит законы и никого не карает без суда и следствия. Чтил бы и ты законы, голубчик, никогда бы здесь не оказался.
Феликс промолчал, выжидая. Мангана буравил его чёрными глазами с белёсым старческим налётом и разве что губами не причмокивал от удовольствия.
— Процесс будет коротким. Твоё присутствие на нём не понадобится. Тебя приговорят к пожизненному заключению и просто оставят здесь. Хорошая новость в том, что заключение продлится недолго… особенно если тебе забудут приносить еду и воду.
— К чему такие хлопоты? — снова спросил Многоликий. — Не легче ли было меня убить?
— Убить тебя мы всегда успеем, — Придворный Маг снова осклабился. — Но пока у нас с его величеством на тебя другие планы.
— Ты не пришёл бы сюда, если бы не хотел, чтобы я о них узнал.
— Разумеется, голубчик, разумеется, — Мангана стёр с лица улыбку и продолжал уже серьёзно: — Мы хотим понять природу твоего Дара. Я собираюсь его исследовать.
«У него же прозвище — Потрошитель!» — исключительно вовремя вспомнил Многоликий. Грудь стиснуло змеиными кольцами страха. Он давно знал, что зачем-то нужен этому человеку, но если бы понимал, зачем именно — удрал бы из Империи не в Индрию, а в Новые Земли или куда подальше!
— Но я должен получить твоё согласие, иначе всё получится не так, как надо, — продолжал Мангана. — Работать с упирающимся агрессивным объектом — занятие неблагодарное. Ты всё-таки не кролик… и не белка, — он фыркнул, вспоминая. — Хотя, я уверен, до кроликов, белок и других милых зверюшек дело у нас дойдёт. Со временем. Когда я научусь тобой управлять.
— А если я откажусь? — спросил пленник, догадываясь, каким будет ответ.
— Лучше спроси, что будет, если ты согласишься, голубчик! Ты сразу же получишь тёплую одежду, еду и постель. Из Замка ты, конечно, никогда не выйдешь, но небо, может быть, ещё увидишь. Если будешь послушным мальчиком. Откажешься… пеняй на себя.
«Откажешься — пеняй на себя…» Но согласиться было немыслимо!
Придворный Маг уставился на Многоликого, надеясь прочитать ответ по его лицу. Увиденное его не устроило, он скривился и каркнул:
— Дурак. Передумаешь через два часа… или даже раньше.
После чего развернулся и, подволакивая ноги, потащился к выходу. Свет погас, осталась только прежняя лампочка.
— Нет, — сказал ему вслед Феликс, — нет. Я не передумаю.
И тут он услышал новый звук — протяжное скрежетание далёких дверей, одной, другой, третьей… — и понял, что каждую из них распахивают настежь, чтобы вековечная сырость подземелья потеснилась, освобождая место смертельной зимней стуже.
Глава третья,
в которой Принцесса ссорится с отцом и узнаёт о скорых переменах в своей судьбе, а Многоликий чувствует себя выпотрошенным и вывернутым наизнанку, но начинает надеяться на спасение
— Но, папа!..
— Что «папа»? — Король был взбешён и не скрывал этого. — Я знаю, ты терпеть не можешь Ингрид и не чаешь от неё избавиться, но сейчас ты перешла все границы, Эрика! Выдумать, что она изменяет мне с твоим несовершеннолетним братом… уму непостижимо! Скажи мне такое кто-нибудь другой, я бы просто выслал негодяя из страны, но от родной дочери…
— Вот и вышли куда-нибудь меня! — звенящим голосом воскликнула Принцесса. — И не надо мне никаких амулетов! Тогда я умру за воротами Замка, и твоим наследником станет Марк…
— Что ты несёшь?! — Скагер хлопнул ладонью по столу. — Истеричка. Я так хотел вырастить тебя настоящей будущей Королевой, нанимал тебе лучших учителей, показывал пример достойного поведения — а что получилось? Получилась бестолковая взбалмошная девица, для которой важнее всего её мелкие прихоти. Пресветлые Серафимы, ты даже солгать как следует — и то не можешь… выдумываешь потрясающую чушь!
— Я не лгу, папа, — она стиснула зубы от отчаяния. — Я сама их вчера видела и слышала…
Но Король не обратил на её слова никакого внимания.
— Прекрати позорить свой титул, Эрика. Ты второй день подряд заставляешь меня стыдиться того, что я твой отец. Меня предупреждали, что девочкам часто трудно смириться с появлением мачехи, но я думал, ты уже взрослая, и…
— Я взрослая!!!
— Вот и веди себя соответственно. Твоих отношений с Марком это, кстати, тоже касается — живёте как кошка с собакой, — Король придвинул к себе толстую кожаную папку, давая понять, что аудиенция закончена. — Иди к себе, успокойся и переоденься. Принц Аксель будет обедать с нами. Вчера он сказал мне, что восхищён и очарован наследницей индрийской Короны. Надеюсь, ты не дашь нашему высокому гостю повода изменить своё мнение.
— Да, папа, — ответила Эрика, глядя в сторону, и пулей вылетела из кабинета, чтобы отец не заметил её слёз.
«Почему, ну почему я не зашла к нему вчера?» — спрашивала она себя, расстраиваясь всё больше. Получился бы безобразный скандал, Король был бы вынужден спасать лицо перед Манганой и начальником Охранной службы, но зато не смог бы обвинить дочь во лжи, увидев голубков воочию. Или смог бы? Принцесса уже ни в чём не была уверена; а вдруг героиней скандала оказалась бы она сама — если бы её отчитали, как школьницу, при посторонних? Что, если в измену своей ненаглядной жёнушки отец поверит лишь тогда, когда застанет их с Марком в одной постели?
Но если бы речь шла только об измене! «О чём ты хотел поговорить? — О нашем с тобой деле…» — подслушанный кусок разговора стоял у Эрики в ушах. Она была совершенно уверена, что «дела» у этих двоих добрыми быть не могут. И раз отец отказался слушать, значит, придётся ей самой выяснять, что они задумали. «Всё равно я вас выведу на чистую воду! — упрямо тряхнула головой Принцесса. — И сумею доказать папе, что я не вру!»
Стремительным шагом она вернулась в свои покои. Придворные, встреченные по дороге, смотрели на неё с испугом и отступали к стенам — должно быть, решительность и гнев были написаны у неё на лице. Но стоило Вальде запереть за ней дверь, как боевой задор куда-то исчез, осталась только жгучая обида на отца. Эрика упала на диван в гостиной,
