Дневники фаворитки - Татьяна Геннадьевна Абалова
— Здравствуйте, доктор Фурдик, — произнес Эрли, не отпуская визжащую и забившуюся словно птица, попавшая в силки, старуху. — С воскрешением!
Глава 24. Превратности судьбы
— Улься, что делать? — Донна металась по огромным покоям, но нигде не находила места. — Что делать?
— Ох, что же делать, моя хорошая? Что же делать? — Ульрисия сидела на диванчике, сложив на объемном животе руки и неотрывно следила за хаотическими, точно полет мухи, передвижениями королевы. Первая фрейлина переживала за хозяйку, но ничем, кроме повторяемых эхом ответов и полных страданий вздохов, помочь не могла.
Визит Таллена случился неожиданно — на рассвете, когда весь дворец еще спал. Король вошел стремительно, и, едва сдерживая ярость (это было заметно по дрожи пальца, указующего на полураздетую Донну), произнес:
— Неделя срока. По истечении его хочу услышать, куда вы дели моего первого сына.
— Мой король, о каком первом сыне вы говорите? — голос венценосной супруги звенел на высоких нотах — предвестниках истерики. Улься сжала на груди руки, волнуясь, как бы Донну не хватил удар. — Принц Дрейг наш единственный ребенок.
— Повторю еще раз: через семь дней и ни минутой больше хочу услышать, куда вы дели ребенка, похищенного в Драконьем замке, — произнес и удалился. Самолично хлопнул дверью так, что портрет Гванера с траурной лентой по углам сорвался со стены и вывалился из рамы. Взбешенная королева подлетела к нему и острым каблуком несколько раз ударила по красивому лицу брата, превратив его в зияющую дыру.
Через час, немного успокоившись, Донна рванула на себя ручку, чтобы вызвать кого-нибудь из фрейлин, впервые не откликнувшихся на звон колокольчика — и только тут обнаружила, что дверь накрепко заперта. Королева забарабанила в нее кулаками, но снаружи донесся лишь надтреснутый от волнения голос секретаря, сообщившего, что Таллен Третий велел никого не впускать и не выпускать. Чтобы Ее Величество поняли всю серьезность положения, добавил, что у двери стоит человек, записывающий каждое слово обеих сторон.
— А как же еда? — хоть Улься и волновалась за королеву, о хлебе насущном всегда заботилась с особым тщанием.
Ответом прозвучал страшный грохот: кто-то с силой молотил по двери.
— Поберегись! — предупредили с той стороны, и нижняя часть двери расщепилась, явив остро наточенное лезвие топора, которое через пару ударов пробило достаточно широкое отверстие, куда тут же просунули поднос с кувшином воды и куском хлеба.
— Что это? — Улься от возмущения сорвалась в крик. — Черствый хлеб? Какое оскорбление Ее Величества!
— Его Величество оскорблен не меньше, — прозвучал чей-то бесстрастный голос. — А потому велел передать, что скудность пищи позволит вам быстрее найти правильные слова.
— Мама! Что это? Немедленно откройте! — возмущение принца Дрейга вселило в материнское сердце надежду, но прозвучавший следом отказ сжал его железными клещами:
— Не велено!
Дрейг не стал ложиться на живот, чтобы заглянуть в отверстие, а потому Донне пришлось воззриться на маячившие за дверью сапоги из тончайшей оленьей кожи.
— Сынок! Твой отец, должно быть, сошел с ума! Собери совет! По состоянию здоровья король не может править страной. Тебе нужно все взять в свои руки! — сапоги замерли, и Донна поняла, как глубоко поражен ее словами принц. — Не слушай бред, что несет Таллен! В нем нет и капли правды!
— Мама…
— Срочно отправь посыльного к своему деду Рубдриху. Скажи, пусть Велирия поспешит к нам на помощь!
— Мама… — сапоги исчезли. В наступившей тишине Донна расслышала торопливый скрип пера. Все ее распоряжения слово в слово будут переданы Таллену. Со злости королева ударила по двери кулаком.
— Все! Дрейг убежал, — Улься оттащила Донну от двери, уложила на диван, принялась растирать ее заледеневшие руки. И это летом-то! — Боги, что же теперь будет?
— Война будет. Таллен забыл, как силен мой отец.
— Слишком молод Дрейг, чтобы занять трон.
— Ничего, я его вразумлю. Рубдрих поможет. У нас есть неделя, отец успеет подтянуть войска к границе.
День ожидания растянулся в вечность, но никто так и не появился под дверью, чтобы выпустить королеву на волю. Второй день пролетел в слезах и битье зеркал, ваз и милых сердцу безделушек. На третий день были вспороты все перины и подушки. Пух летал по покоям и стелился на пол красивым снегом. Третий день — в уверенности, что вот сегодня-то она точно обретет свободу. Донна вздрагивала при каждом звуке и бежала к двери, надеясь, что Совет принял правильное решение. Ну не безумство ли это, искать какого-то первенца, которого на самом деле не существует? Дрейг — единственный ребенок короля и Донны, что видели все придворные в день проведения ритуала в храме. В конце концов за восемнадцать лет Донна сама поверила, что Дрейг ее сын. Четвертый день застал ее в оцепенении. Она так и не встала с постели и отказалась от еды. На пятый кто-то сунул под дверь записку «Скоро!», что вселило надежду. Донна с удовольствием съела весь хлеб, не оставив и кусочка Ульсе, которая с удивлением обнаружила, что платье ей велико, а значит, пришло время придумать хоть какую-то версию того, почему Донна незадолго до родов побывала в Драконьем замке.
— А вдруг нашелся свидетель, что видел вас там?
— Они все погибли. Гванер почистил за собой.
— А вдруг кто выжил? Давайте попробуем сосчитать, сколько человек оставалось в замке после вашего отъезда, — не унималась Первая фрейлина.
— Я сказала, нет никого из них в живых. Не спаслись бы даже при большом желании, — королева прижалась лбом к холодному стеклу. В окно бы выбраться, но когда-то сама настояла, чтобы поставили решетки. Дура, брата боялась: видела же, как его трясет рядом с ней. — Гванер убрал даже тех, кто знал о беременности фаворитки.
— А Фурдик не мог сболтнуть? Или записочку какую оставить?
— Он Гванера больше смерти боялся, — королева поморщилась, вспоминая, как перед ней лебезил докторишка. — Брат во дворце все его вещи через сито просеял, в доме его кузины, после ее отъезда, даже стены вскрыл. Нет, не мог он…
— Кузина? Эта та, которая сразу после похорон собрала вещички и скрылась? Уж не она ли?
Донна застыла. Ведь искал кузину
