Неумолимая - Карен Линч
Повиснув над пенящимся прибоем, практически не различала крики и рев участников битвы, доносившиеся сверху. Я попыталась позвать их, дать им знать, что я здесь, но стоило мне приоткрыть рот, как из него вытекла лишь теплая струйка крови, прокатившаяся по подбородку и упавшая в океан.
Странно. Я всегда думала, что, когда смерть придет за мной, почувствую страх, но не умиротворение, которое медленно растекалось по телу. Была и грусть, – по Нейту, который теперь останется один; по тому, что я больше никогда не увижу игривую улыбку Роланда; по Николасу, чье прекрасное лицо мелькало перед моими глазами, и его печальным глазам, цветом напоминающим грозовое небо. Он так отчаянно старался спасти меня, и я знала, что он будет винить себя. Мне хотелось бы заверить его, что он не виноват. Более того, мне хотелось дать ему понять, что он, так или иначе, стал важной частью моей жизни.
Я разжала ладони.
Когда падала в прошлый раз, меня поймал Николас, хотя я совершенно этого не помнила. В этот раз меня принял в свои холодные объятия океан. Я вздохнула, когда боль исчезла, мир потемнел, а над моей головой сомкнулись волны.
Глава 21
– Папочка, смотри! Я прокатилась по кругу, не упав.
– Это здорово, милая!
Папочка смотрел, как я катаюсь вокруг него на коньках. Я подъехала к нему на шатающихся ногах, и он поймал меня прежде, чем я упала.
– Эй, помедленнее, Гретцки[5].
– Я замерзла. Можем купить горячий шоколад? – с надеждой спросила я, и он усмехнулся, глядя на меня.
– Конечно! Когда это мы не покупали горячий шоколад?
Мы сели на скамейку, и папочка подул в стаканчик.
– Держи, милая. – Я сделала большой глоток, и он улыбнулся. – Осторожно, а то язык обожжешь.
Но шоколад не обжег меня, и я все допила. Я протянула стаканчик папе.
– Можно еще?
– Еще? Больше не хочешь кататься?
Я покачала головой, дрожа от холода, несмотря на то, что была одета в теплое пальто и варежки.
– Пожалуйста, папочка, мне холодно.
– Как она?
– Жива, она настоящий боец. Больше ничего не могу сказать.
– Она выглядит такой смертной, такой хрупкой.
– Да, но она сильнее, чем кажется. – Прохладное прикосновение ко лбу. – Отдыхай и поправляйся, малышка.
– Мне нехорошо.
Холодная рука папочки потрогала мой лоб.
– Хм, у тебя жар. Где болит?
Я кашлянула и поморщилась.
– Горло болит, и вот тут, – прохрипела я, коснувшись груди.
Он подоткнул вокруг меня одеяло и вышел из комнаты, после чего вернулся со стаканом воды и таблетками. Я послушно приняла лекарства, жадно запив их водой.
– Еще, – выдохнула я. Мне хотелось пить, так сильно хотелось пить.
– Почему ее тело сопротивляется исцелению?
– Это кровь демона. Она отравляет ее.
– Но демон – часть ее. Как он может вредить ей?
– Нет, кровь другого демона, что была на оружии. Ее тело должно выбрать: принять ее или отвергнуть.
– Что он сделает с ней, если не убьет?
– Не могу сказать точно. Она не похожа на тех, кого мы исцеляли раньше.
– Мы можем сделать что-нибудь, чтобы помочь ей?
Вздох.
– Теперь все зависит от нее.
– Я умерла?
– Странный вопрос, милая. – В уголках зеленых глаз папы появились морщинки, когда он улыбнулся. Он похлопал по дивану рядом с собой, и я радостно свернулась в его объятиях. – Не могу поверить. Моя малышка выросла.
Я нахмурилась.
– Не понимаю. Где ты был все это время?
Он вздохнул и сжал мои плечи.
– Я никуда не уходил. Был рядом с тобой каждый день.
– Но я не могла найти тебя. Мне было одиноко, страшно, а тебя не было.
– Ты никогда не была одна, Сара. У тебя были Нейт и друзья. И сейчас есть.
Слезы обожгли мои глаза.
– Папочка, я все испортила. Лгала всем, причинила боль Нейту и моим друзьям. Наверное, теперь меня все ненавидят. От моих поступков страдают другие люди. Даже Николас. Он пытался помочь мне, а я подвела его. Неудивительно, что я умерла.
– Никто тебя не ненавидит, милая, и ты не умерла.
Я отрицательно покачала головой.
– Ты умер, и я смогу говорить с тобой, только если тоже умру.
Он поцеловал меня в макушку.
– Моя милая девочка, ты можешь говорить со мной, когда захочешь.
Я закрыла глаза и положила голову ему на плечо.
– Я скучаю по тебе, папа.
Тихий звук, похожий на звон стеклянных колокольчиков, вырвал меня из теплого кокона темноты, обволакивающего меня. Веки отяжелели, будто я проспала вечность, и когда открыла их, долго пыталась привыкнуть к яркому свету. Осмотревшись, наконец, я решила, что, должно быть, все еще сплю.
Я лежала на огромной кровати с балдахином, застеленной белыми простынями из мягкого льна и одеялом из легчайшего пуха. Стены комнаты были полностью увиты благоухающими цветущими виноградными лозами, а куполообразный потолок – выполнен из витражного стекла с изображением ночного неба. Не было ни окон, ни дверей, и когда я свесилась с кровати и взглянула на пол, увидела нечто, похожее на плотно утрамбованную землю. На прикроватном столике со стеклянной столешницей слабо мерцала маленькая масляная лампа.
Я снова откинулась на мягкие подушки. «Я больше не в Канзасе».
Лозы раздвинулись, и появилась симпатичная девушка с рыжими волосами. На ней была бледно-зеленая сорочка, поверх которой была накинута серебристая сетчатая ткань, а ее нежное лицо казалось практически неземным. На первый взгляд ей было не больше десяти, но стоило ей приблизиться, и я поняла, что она – моя ровесница, возможно, немного старше.
– С возвращением, сестренка, – произнесла она нежным мелодичным голоском, который показался мне на удивление знакомым.
– Где я? – В горле пересохло, а голос охрип.
Она пошевелила рукой, и, казалось словно из ниоткуда появился стакан с прозрачной жидкостью. Вложив стакан в мои руки, она сказала:
– Пей.
Я взяла стакан и поднесла к пересохшим от жажды губам, даже не спросив, что это и как оно появилось из воздуха. Сделав первый глоток, я почувствовала чистейшую и самую освежающую воду, которую когда-либо пила. После второго глотка на языке взорвались разные оттенки вкусов, словно ароматы трав и цветов, дождя и солнца. Я как будто стояла посреди цветочного луга после весеннего ливня. Я выпила все до последней капли, а
