Старая жена, или Развод с драконом - София Руд
Зачем Оливии подобное? Она отродясь, кроме моды, балов и всяких шаманских трав, ничем не интересовалась. Побег задумала? Или решила образование подтянуть?
— Ладно, свободен, — кивнул я ему.
И стоило Петро только толкнуть дверь, как на пороге застыл Сумрак. Имя у этого вояки совершенно другое, но я даже в мыслях зову его именно так. Ему эта кличка подходит, отлично характеризует его сущность, и даже то, что он всегда скрывает лицо под маской.
Он и докладывает за закрытыми дверями о тайном деле, которое я ему поручил. М-да, проблем прибавилось, не вовремя я перестановку кадров в замке решил устроить, но и оттягивать было уже некуда.
— Наблюдай и докладывай, — велю шпиону, и он исчезает так же быстро и тихо, как и появился, а я, пораскинув мозгами еще несколько минут, решаю навестить Оливию.
Навестил… Себе на голову…
Вот и просидел потом половину вечера, решая звать ли столичного лекаря или с дворца запросить. Во избежание, так сказать. Нет, скорее всего, тут все просто, как и всегда. Нечего искать загадки там, где их точно быть не может. Оливия рано или поздно сделает то, что должна. А это лишь затишье перед бурей. Я уверен.
Потому и отмел ненужные назойливые мысли, а утром, как и положено, все в голове встало на свои места. Все четко, по полочкам, в мыслях порядок, правильная расстановка приоритетов, в груди — привычная пустота.
А то, что было вчера, уже не имеет совершенно никакого значения. Я себя знаю, к сожалению, слишком хорошо, и потому подобного не повторится. Даже если я этого сам захочу.
Есть в этом мире кое-что, что даже мне не доступно. И оно и не нужно. Разум всегда должен быть холодным, чтобы принимать сложные, но необходимые решения.
Этим и занимаюсь все утро вплоть до обеда, после назначена встреча со жрецом. Нужно проверить, все ли готово к обряду с Люцией, но Оливия решает выкинуть номер прямо в этот момент.
С таким доносом и прибегает Петро в третьем часу. А карие глаза его на пол лица. Испуган? А вот я не удивлен.
«Так и знал, что она долго не продержится. А еще говорила, что остыла», — мысленно вздыхаю я, нехотя поднимаясь из-за стола, но то, что меня ждет…
Нет, не ревность она хотела вызвать… А ярость, Тьма меня возьми!
Глава 12. План
Ольга-Оливия:
Алый закат заглядывает в окна, раскидывая тени по огромным холодным покоям.
Вириан сидит напротив, так и не прикоснувшись к чашке чая. Теребит пальцами, лишенным маникюра, белый платок и шмыгает носом.
— Вы точно этого хотите, моя госпожа? — только и спрашивает она, и смотрит так, будто я собралась голову в пчелиный улей засунуть.
— Да, — киваю и терпеливо жду, пока она, наконец-то, ответит на заданный мной пять минут назад вопрос.
— Развестись-то по закону можете, но, может, еще подумаете? Это ведь окончательно, бесповоротно. Разве ж вы справитесь со всем сама? — говорит в точности слова моей мамы, сказанные так много лет назад.
Разве что, мама еще говорила: «Кому ты будешь нужна с прицепом?». Но я уже не хочу быть КОМУ-ТО нужна, а я хочу быть нужной Себе.
— Я свободы хочу, Вириан, и тишины, — говорю от сердца.
— Но здесь хотя бы содержание хорошее, и господин вас в обиду не даст. Он справедливый, — продолжает убеждать помощница.
А я лишь горько усмехаюсь:
— Он уже дал меня в обиду, когда привел сюда новенькую молоденькую хозяйку.
Восемь лет… Восемь лет брака ничего для него не стоили.
И может, я бы попыталась понять его острую нужду в наследнике, если бы не знала о том, что он сам редко бывал дома.
Женщины — не инкубаторы. Женщины живут чувствами, эмоциями, отсюда все и идет. Даже сорок лет назад профессор нам говорил, что все болезни от головы, кроме… Кхм… Одной.
— У меня ведь было какое-то имущество до свадьбы? Папа лекарем был, значит, и наследство могло остаться. Напомни, какое именно, Вириан, — прошу женщину.
В чужом мире с пока еще неясной системой на улице жить не хочется. Но красотка Люция уже один раз наведалась, наведается еще. А эти перепады настроения лорда… До сих пор потряхивает.
Вот поэтому и надо быстро понять, какими ресурсами я обладаю, и уходить в безопасность.
— Госпожа, ваш батюшка был очень уважаемым лекарем, но много добра у него не водилось. Все, что мог, нуждающимся раздавал. Лишь дом столичный остался, и тот продали пару лет назад. Вы не смогли туда приходить, а жалко было, чтобы прозябал, — сообщает Вириан, и меня тут же охватывает та самая способность женщин ругаться матом одним лишь взглядом.
Ну как можно было продать «заначку», когда брак не клеился? А он точно не клеился, иначе девочка бы не бегала по обрядам, рискуя жизнью.
Чувствовала ведь, догадывалась, что от нее могут отказаться, а дом продала… Или муж продал?
Да какая теперь разница? Нужно понять, на что жить, когда отсюда уйду.
— А деньги я какие-нибудь накопила? — еще не теряю надежду.
— Хозяин всегда был щедрым, но вы покупали наряды, устраивали приемы, тратили почти все. А потом даже украшения тайком продавали, чтобы на обряды ходить. Что-то еще, конечно, осталось, но надолго этого не хватит, — сообщает Вириан, тяжело вздыхая.
М-да… Перспективы удручающие, и внутри вновь возникает та самая опасная мысль, с которой я жила год за годом, пока была Ольгой Семеновой: «А может, потерпеть? Немного… Чуточку, пока не станет лучше. Оно так надежнее будет, а потом…»
А потом я снова потерплю. И снова, и опять…
Уходить в неизвестность — глупо, рискованно. Но и здесь не лучше.
Там, в той другой жизни, я не могла рисковать. Я должна была в первую очередь думать о своей маленькой крошке, должна была дать ей все, что могу, и даже то, чего не могу.
Я должна была в первую очередь думать о ней… И я думала, и считала, что поступаю правильно…
А она, повзрослев, стала делать все наоборот. «Я выбираю себя», — говорила Ангелина. И я считала, что это очередной бунт, что с годами она станет мудрее, терпимее. Но одного я не учла.
Моя малышка выросла сильной и смелой, она делала то, на что я никогда не решалась. И она,
