Госпожа Орингер - Алек Д'Асти
Глава 6. Пол и слякоть
Рита сошла с подножки перевозчика на посадочную площадку, осмотрелась и в изумлении охнула.
Серая трава пустошей вновь покрылась плотными кудрявыми шапочками, только на этот раз звездчатые цветы получились нежно-розовыми, будто утренняя заря местами несдержанно осыпалась на землю. Стан тоже изменился до неузнаваемости – все здания были старательно выкрашены матовой белой краской. Чистой, нарядной и праздничной.
Орингер отвлекся от осмотра корпуса своего космического кашалота, покосился на удивленную супругу и пояснил:
– Это они в мое отсутствие три цистерны с краской в хранилище обнаружили. Типа новая жизнь, уборка, все дела. Освежили антураж. Руководили процессом адъютанты… твои.
– Мои? – игриво уточнила Рита, любуясь графичными белыми прямоугольниками под черными крышами.
– Твои! – припечатал Борх, вытягивая из грузового отсека контейнер с костюмом, и сварливо забухтел себе под нос. – Поклонники у нее тут, прихехешники. Не успеешь отлучиться, уже на тебе! Толкутся, выслуживаются, хвостами машут. Я им эти хвосты-то… по самые уши…
Аритэ улыбнулась, поплотнее запахивая на себе куртку, обогнула кашалота, оставляя ревнивое бормотание мужа за спиной, и направилась к флигелю, бросив быстрый взгляд в сторону – золотистые стены ожившего дома прогревало еще невысокое, но уже очень яркое солнце. Огромные окна горели ослепительными бликами, дверные ручки сдержанно бронзовели, высокая темная крыша радостно топорщилась. Аритэ обернулась – Борх вместе с ее багажом куда-то подевался. Вздохнув, она помялась немного, но все же двинулась к особняку – поздороваться.
Крыльцо было тщательно выметено. Тяжелая, окованная металлом дверь открылась на удивление легко, не скрипнув, и тихо шагнувшая в холл Рита была мгновенно, мощно и душевынимательно атакована, утоплена и захвачена хлынувшим на нее изнутри светом. Теплым, необыкновенным, накатившим тягучей медовой волной.
Солнце несдержанно и страстно заполняло пространство, отражаясь от светлых стен, заливая собой пол, целиком, полностью и повсюду застеленный ровными, широкими досками. Желто-янтарными, игриво искрящимися… родными до оторопи. Как в детстве.
Рита дернула застежки на куртке, испуганно оглянулась и зажмурилась.
Подкравшийся к ней сзади Орингер прислонился плечом к косяку, постоял немного, шумно вздохнул, протиснулся мимо поникшей Риты и обошел огромную, пока что единую комнату, разграниченную лишь массивными колоннами опор.
Аритэ, будто очнувшись, вздрогнула и глухо укорила:
– Что ты… что ты наделал? Зачем? Ты что, не понимаешь? Нельзя… сюда нельзя это дерево. На Серой слишком влажно, и туманы… здесь… оно сгниет за год. Его можно только там, где…
– Много солнца, угу, все верно, – невозмутимо покивал ей Орингер, уселся посреди комнаты, прямо на драгоценные доски, и продолжил. – И у нас теперь тоже будет много солнца. Такого вот – домашнего, деревянного. Медовое дерево очень капризное, мягкое. И пахнет, зараза! После перевозки Я три дня себя и транспортник проветривал, чтобы не запалиться – сюрприз же, но ты принюхивалась, я заметил. След остался. В Доке мне эти доски пропитали ультра-смолами, и они чуток поутихли, освоились, но все равно сияют. Не сгниют, успокойся. Считай, что вечные теперь. Что? Сюрприз не удался?
Рита с трудно читаемым выражением лица сделала шаг назад, потом три вперед. Воспоминания разбушевались, обжигая ей сердце, распирая изнутри, продавливая.
Детство. Маленькая цветущая планета – Фера. Солнце, солнце, солнце. Босые чумазые ступни. Убегающая из-под ног тропинка, ветер в лицо, простор, высокая трава. Опавшие в траву огромные красные яблоки, их свежий запах. Коротенькая песенка смешным голоском-колокольчиком. Платье в горошек. Стайка разноцветных птиц с радужными хвостами, журчание ручья неподалеку. Старый щелястый амбар, уже потемневшие, но все еще душистые золотые доски пола и стен. Белые пылинки в ослепительном, будто живом луче света. Гроза, черная туча, ливень, вкусная дождевая вода струйкой, мокрая трава, свобода, сизый горизонт, яблоки в подоле, кузнечик на плече. Волна золотистых волос на прямой спине мамы, ее нежный профиль. Карман на фартуке, а в нем конфета. Счастье. Солнце, солнце, солнце…
Аритэ резко вздохнула и опустилась на солнечный пол. Громко всхлипнув, она погладила доски, пытаясь сдержаться, но все равно расплакалась навзрыд – некрасиво, неумело, с подвываниями и отчаянным, срывающимся пришептыванием:
– За… чем?.. За… чем ты это сделал… зачем?
Борх понаблюдал за женой – внимательно, цепко; а потом тихо, утешающе заговорил:
– Ну наконец-то. Потек ледник, растаял. Хорошо-о-о, хорошо-о-о, ласточка, дава-а-ай, вспоминай. Вспоминай себя, настоящую. Вспоминай. Ты же совсем теплая. Медовая, а вовсе не каменная. Я тебя отогрею. Вспоминай.
Захлебываясь, Рита стащила с себя куртку, бросила ее тут же, на четвереньках подползла к Орингеру, забралась к нему на руки, свернулась в клубочек и продолжила рыдать уже ему в плечо, сжимая в кулаке ворот его рубашки, поблескивая широким кольцом на безымянном пальце.
Борх крепко обнял жену, потерся щекой о ее теплую, подрагивающую макушку и заворковал:
– Все будет хорошо. Временами хреново, конечно, но потом опять хорошо. Поплачь, поплачь. Сейчас пойдем завтракать. Там пирог должен быть. Уже не с рыбой, честно! Э-э-э… не помню, с чем.
– Б… Борх… Ла… Лаура пусть от… отпус… Сай…
– Да отпустит она твоего придурошного папашу, отпустит, не переживай. Сайласу полезно было мозги проветрить, прокапаться, сторчался же вконец. Отпустит она, я уже ей пощелкал. Ну что, тебе понравилась моя самодеятельность?
– Да… очень.
– Легче?
– Угу, спасибо.
– Чудненько! Сейчас покормлю тебя, а потом покажу еще кое-что – такую забавную фигню приволок, просто отпад. Мебель. Вроде шкаф, но не шкаф. Весь какой-то узкий и полочки туда-сюда ездят, плавненько так, спасибо, что не под музычку. Мини-бар, что ли, хрен его…
– Это для обуви.
– А?..
– Органайзер для туфель.
– Да ё-о-о…
– Не расстраивайся, подарим кому-нибудь. И где обещанный пирог? О-о-о, инжи-и-ирный с творогом! Хочу! Десертную вилку! Немедленно! Быстрее, Борх, я жутко голодная, что ты там возишься?..
* * *
В просторной подземной лаборатории было тихо. Белоснежные стены помаргивали дорожками огней. Пустая прозрачная капсула наполнилась изнутри голубоватым фосфорецирующим туманом.
Склонившаяся над рабочим столом Лаура поправила лампу на длинной ноге, еще раз с улыбкой рассмотрела в микроскоп стеклышко с образцами и замурлыкала:
– Идеа-а-ально, идеа-а-ально. Рита-Ритушка. Славная девочка, теперь наша. Чудесный генотип. Прекрасные у них с Борхом получатся детки, мои со-о-олнышки. Под ла-аской плю-у-ушевого пледа, вчера-а-ашний вызываю со-о-он2… Эй, ты! Сволочь подлючая! Ты долго еще будешь там сидеть? Проваливай, говорю!
Из ниши высунулся всклокоченный бледный Сайлас, нахально огрызнулся:
– Курево верни, кошелка! – и засунулся обратно.
Лаура закатила глаза, прошипев: «Чтоб я еще раз…» – упруго поднялась с кресла и щелчком включила дополнительный верхний свет. Из ящика стола ею был добыт плотный пакет
