Любовный треугольник - Элла Александровна Савицкая
Последний раз… На этот раз точно последний. Мы оба знаем это.
Говорят, перед смертью человек чувствует, что ему осталось не долго. И мы тоже чувствуем это нутром…
Любовь не всегда побеждает. Иногда жизненные обстоятельства оказываются сильнее. В нашем случае выхода другого нет — нужно отпускать. Только теперь не через ложь и недоговоренность. Теперь и Давид и я знаем, что нам просто не судьба. С самого начала не было судьбой, но мы оба зачем-то боролись, наивно считая, что сможем противостоять тому, что заложено свыше.
Глупые… Разве же с судьбой можно бороться? За нас уже давно все решено. И дороги наши идут совсем не параллельно. Сколько бы мостов мы не строили, связать несвязуемое невозможно.
Привстав на цыпочки, лихорадочно отвечаю на алчные поцелуи. Требовательные, пропитанные безнадежностью. Скольжу руками по напряженному телу вниз и нащупав пряжку ремня, щелкаю ею. Давид отстраняется, чтобы заглянуть мне в глаза, и напоровшись на отражение собственных эмоций, уже через секунду, поднимает над полом и садит на подоконник.
Задрав домашнее платье, придвигает за бедра к краю. Нас обоих трясет. Я чувствую слезы на щеках, но не отрываюсь от него ни на секунду. Расстегнув ширинку, спускаю вниз его штаны вместе с бельем.
Мгновение, и он во мне.
Застываем. Я глажу колючий затылок, Давид тяжело дышит. Моё сердце умирает в агонии. Отыскав мой рот, Давид снова целует меня. Глубоко, исступленно, царапая губы щетиной. Начинает двигаться, заполняя меня собой рывком за рывком.
Мое тело не отзывается. Оно плачет. Прощается.
Отчего-то я знаю, что Давид тоже не испытывает удовольствия. Мы просто берем друг от друга то, что хотелось бы забрать навсегда. Оттягиваем момент…
Целуясь, хаотично гладя друг друга, заглядываем в глаза, снова сплетаемся. Его пальцы зарываются в мои волосы, губы целуют лицо, глаза, щеки, мочки уха. Зубами несдержанно прикусывает кожу.
Молча, без слов… мы говорим друг другу столько, сколько не смогли бы облачить в буквы.
Я всегда буду любить тебя — транслируют мои глаза.
Ты всегда будешь той, кого люблю я — отвечают его.
Движения становятся более резкими, рваными. Пока целуемся, к соленому вкусу моих слез добавляется привкус крови. Это мы ударились зубами. Всхлипнув, принимаю в себя жесткие толчки. Давид оттягивает мою голову назад, и смотря прямо в глаза, ускоряется. Нависает сверху, обхватывая мою шею ладонью.
Любимое лицо искажено напряжением и болью. Он большими пальцами стирает мои слезы, и я уплываю. Содрогаюсь всем телом, видя, как подрагивает мое отражение в его темных зрачках. Давид ловит мои эмоции, сцеловывает хрипы с губ. Уже будучи на грани собирается отстраниться, но я обхватываю его торс ногами и не пускаю.
Сегодня можно… Говорю то ли вслух, то ли про себя.
Скорее всего вслух, потому что, дернувшись во мне несколько раз, Давид впечатывает меня в себя и застывает.
Мы оба не дышим.
Меня больше нет…
Наверное, именно в этот момент я прощаюсь с той собой, кем была все эти годы… Отрываю её от себя с мясом и отпускаю…
Минута, две, три… Обессиленно опустив ноги, отпускаю и его.
Последний взгляд, горячие губы на моих, заморозка возвращается в мое тело, блокируя боль, как при шоковом состоянии. Потом я обязательно переживу её целиком. Сейчас же я не в силах сделать даже этого.
Наблюдаю за тем, как оправившись, Давид направляется к выходу из зала. Оборачивается, подарив мне долгий пронзительный взгляд, а потом уходит, бесшумно прикрыв за собой дверь.
Из глаз снова текут слезы, но я стираю их и судорожно наполняю легкие кислородом.
Прикладываю ладонь к холодному стеклу, провожая отъезжающий автомобиль взглядом…
Я обещаю тебе, что ты всегда будешь в моем сердце, любимый. Для тебя там особое место…
Но счастлива я буду с другим…
55 Ани
Давида нет уже четыре часа…
Четыре часа, которые длятся для меня, как вечность. Оказывается, я раньше не знала, что такое страх. Жуткий, липкий, вызывающий боль в груди.
Я слоняюсь по квартире взад и вперед, ни живая ни мертвая. Сбрасываю звонки от Лусинэ, потому что говорить с ней у меня нет сил. Представляю, что он там с Олей, и слезы не удерживаются в глазах.
Неужели он действительно любил её всё это время? Её, не меня… Несмотря на то, сколько я вкладывала в нашу семью. Разве этого ему было мало?
Обессилев, плетусь в комнату и сажусь на кровать. Холод окутывает каждую клетку, и я не могу согреться даже в одеяле.
Всё время бросаю взгляд на часы и сжимаю телефон на случай, если Давид позвонит.
Через полчаса набираю родителей и прошу их сегодня оставить мальчиков у себя. На вопрос мамы о том, что случилось, отвечаю, что мы хотим с Давидом провести время вдвоём.
Этот ответ даётся тяжело и приходится все время проглатывать ком в горле, но её вполне устраивает. Мама с удовольствием проводит время с мальчиками, они с папой по ним очень соскучились за все то время, пока мы жили здесь.
Когда внизу хлопает дверь, я машинально вжимаюсь в спинку кровати спиной и подтягиваю к себе колени. Дрожь охватывает каждую клетку, пока Давид поднимается по ступеням. Каждый его шаг, как удар гонга в голове.
Сердце еще немного и высочит.
Войдя в спальню, он мимолетом обводит меня взглядом, а потом берет стул и ставит его около кровати, развернув спинкой вперед. Садится, смотря прямо на меня.
Уставший, под глазами темные круги, но собранный. На лице почти нет эмоций.
— Поговорим?
Судорожно втягиваю ртом воздух. Говорить мне страшно… я боюсь услышать то, что убьет меня.
— Только без слез, Ани. Как взрослые люди.
Крепче прижав к себе колени, смотрю на него сквозь подрагивающую пелену влаги в глазах. Ничего не могу поделать с собой.
— Мне очень больно… — шепчу сипло.
— Знаю. И прошу прощения за то, что эту боль причинил тебе я. Ты не заслуживаешь этого.
Не думала, что может быть еще больнее от того, что вот так признают вину — в лицо говорят о том, что сознательно предали…
— Но и говорить о том, что тебе больно ты должна была мне, а не Оле. Узнав о нас, нужно было не впадать в истерику, а на прямую говорить со мной. Выяснять отношения нужно между собой. Это я тебя предал, а не Оля. Она — последняя, кто хотел бы причинять тебе эту боль.
— Ты так защищаешь её… Значит, это правда? Ты
