Холли Престон - Любовный поединок

Еще в зале Эйд почувствовал, как в ее глазах появилась решимость: нежная и ранимая васильковая синева сменилась холодным излучением сапфира. Такие, как она, никогда не возвращаются назад. Воздвигла вокруг себя стену, и ему уже не было допуска внутрь. Она шла одна.

И все это по его вине, черт побери! Хотя не совсем. Его бесценная бывшая женушка тоже внесла свою лепту. Ну, она еще за все заплатит. Никак не отучится совать нос в его дела, а ведь, казалось бы, нашла себе муженька как раз впору для ее мелкой эгоистичной душонки. Как же, где уж смириться с мыслью о том, что они с Кэтрин будут вместе — после нее, несравненной, неподражаемой… и самое главное — урожденной Дастингс… Голубая кровь. Клякса стерва!

Господи! Как же Кэтрин этого не видит!

Вслед за Томом он остановился перед контрольным пунктом, пропуская Кэтрин вперед Она спокойно прошла и предъявила посадочный талон. По-видимому, на традиционные правила вежливости феминизм в ее представлении не распространялся. А то ведь бывают и такие, кто доводит идею равенства между полами до полного абсурда и возмущается даже, когда мужчины уступают им дорогу и открывают дверь. Впрочем, Эйд уже не считал Кэтрин оголтелой феминисткой. В ней есть врожденный женский аристократизм, который никогда не позволит впасть в бабские крайности.

По пути к самолету Кэтрин прихватила пару наушников. Это был зловещий знак. Если она наденет наушники и всю дорогу будет слушать музыку, поговорить будет невозможно. А Эйд отчаянно стремился достучаться до Кэтти, все выяснить и извиниться за те ужасные вещи, которые он ей наговорил. И за то, что он о ней плохо думал. И еще… Хотя такое не прощают.

Кэтрин прошла немного вперед, и Эйд уже не мог оторвать взгляда от ее стройных ножек и изящных бедер — их движения казались такими чувственными. Его снова обожгло воспоминание об их близости — никогда не испытывал он подобной экстатической радости обладания, как той незабываемой ночью. Эйд отвел глаза выше, но бесполезно… Какие роскошные у нее волосы… Боже, как она хороша!

Провались все на свете! Он ощутил волну непрошеного возбуждения. Да соберись же ты наконец! — велел себе Эйд. Если он не сможет сохранять трезвую голову и вести себя так же сдержанно, как Кэтрин, он обречен на поражение. Впрочем, все и так уже кончено. Эйд знал, что в настоящий момент Кэтрин не подпустит его к себе и на пушечный выстрел. Как вернуть то, что он потерял, Эйду было невдомек, но с чего-то надо начинать. И лучше, если это будет правильный шаг.

Стюардесса приветливо улыбнулась им, и в ее глазах мелькнул чисто женский интерес. Почему-то Эйда это раздосадовало. С какой стати? Человек вполне может понравиться с первого взгляда. Вот и физическая притягательность Кэтрин на него тоже сразу произвела сильнейшее впечатление. Да и сейчас он никак не может от нее избавиться. Впрочем, его гораздо больше интересовало то, что происходило в душе своевольной Кэт. Ему сейчас как воздух нужна была женщина, способная понять и разделить с ним то, что до сих пор придавало высший смысл его существованию. По-настоящему, а не как Алина, которая вначале только притворялась, что понимает.

Кэтти… Как она покорила его своей открытостью и теплотой! Эйд направился вслед за ней к местам, указанным стюардессой, полный решимости добиваться своего, даже если это противоречит предопределению судьбы. Кэтрин Бакст была именно той единственной женщиной, которую он мог назвать своей второй половинкой. Во всяком случае, она настолько близка к его идеалу, насколько это вообще возможно. И он должен снова завоевать ее. Или… Иного не дано.

Кэтрин остановилась около двух кресел у окна. Третье свободное место находилось прямо через проход, в центральной части самолета. Она устремила взгляд туда, и Эйд понял, что, если он не будет действовать быстро, она сядет отдельно.

— Там, впереди есть еще не занятые багажные полочки, Кэтрин, — показал он.

Кэт подняла голову, собираясь убрать свой кейс и повесить жакет.

Воспользовавшись этим, Эйд молниеносно обернулся к стоявшему позади Тому.

— Садись-ка лучше сюда, — потянул он приятеля к месту у прохода. — Здесь тебе будет удобнее ловить стюардессу с напитками.

Том охотно подчинился. Кэтрин бросила быстрый взгляд через плечо, все поняла, но ничего не сказала. Она продолжала укладывать вещи на полку. Эйд сунул свою сумку рядом и посторонился, пропуская ее к окну.

Кэтрин остановилась у кресла, в котором уже разлегся Хорд.

— Вид в полете оттуда будет просто великолепен. Ты же умница и послушаешься своего гида, — с невинной интонацией начала подкапываться она. — Садись лучше ты к окну, Томми. Я ведь уже сто раз успела наглядеться. Потом, если я сяду здесь, вам с Эйдом будет удобнее болтать и… конечно же, пропускать по стаканчику…

На мгновение Том явно заколебался. Однако у него хватило ума взглянуть на Эйда, и он тут же все понял.

— Нет, нет, детка, мне и здесь хорошо, — заявил он и, величественно махнув рукой, добавил: — Вы уж там с Эйди…

Один — ноль! Кэтрин поняла, что счет открыт, и не стала спорить. Покорно кивнув, она прошла и уселась рядом с Эйдом. Однако если и почувствовала себя загнанной в ловушку, то ничем этого не показала. Никаких признаков раздражения или обиды, но и ни намека на то, что она примирилась и сдалась. Кэтти невозмутимо уселась, пристегнула ремень, сложила руки на коленях и стала смотреть в окно.

Эйд ответил на приветствие какого-то смутно знакомого пассажира.

Кэтрин не обращала на своего соседа никакого внимания, словно его и не было.

Надо начинать сейчас, решил Эйд, пока она не вспомнила про наушники.

— Я приношу свои извинения, — тихо произнес он, вкладывая в эти слова всю душу.

Никаких признаков того, что Кэтти услышала. Она продолжала сидеть неподвижно, волосы скрывали ее лицо, и Эйд не мог проследить, была ли хоть какая-то реакция. Он бросил взгляд на ее руки, но длинные тонкие пальцы оставались неподвижными, такими же далекими, как и сама Кэтрин. Будто у мраморной статуи — белые и безжизненные… Однако при воспоминании об их нежном прикосновении к его коже, желание вспыхнуло в нем с новой силой.

— Вот как? В чем же ты виноват передо мной? — наконец проговорила Кэтрин. Голос звучал безо всякого выражения, как отдаленное эхо в горах, но все же это был хоть какой-то ответ. Эйд с минуту лихорадочно подыскивал, что сказать, отчаянно боясь промахнуться, а потом, следуя внезапному наитию, шепнул:

— Прости, я не доверился велению своего сердца и… сам того не желая, предал нашу любовь.

Эйд надеялся, что это признание растопит лед. Она ведь тоже подавила свои чувства, позволила Алине все облить грязью, издевательски отвергла его, даже не дав возможности объясниться. Эйда снова охватила мучительная обида: ведь это хуже тривиальной измены, страшнее, опаснее любого трусливого удара в спину. Кэтрин отбросила его, как опостылевший хлам… Есть такая паучиха — «черная вдова», — она подобным образом расправляется с самцом, из которого высосала все соки.