Кэтрин Гарбера - Любимец фортуны
Сегодня она убедилась: Генри действительно таков, каким ей казался. Он очень легко поладил с ее семьей, хотя мог бы дважды и трижды купить их всех, если бы пожелал. Он стал своим, чего никогда нельзя было сказать о Даниеле. Да Даниель никогда и не знакомился с ее семьей, хотя их роман длился больше года.
— За то, что поладили с моими родными.
— Мне понравилась ваша семья. Хотя я не сразу понял, что ваш отец поддразнивал меня, когда говорил, что предпочитает регби футбол.
Астрид улыбнулась:
— Он всегда такой. Но совершенно безвредный.
— Я знаю. Он мне очень понравился. Напомнил моего отчима.
— Чем именно?
— Тем, как он ведет себя с вами и вашей сестрой. Как любит вашу маму. Сразу видно — семья очень много значит для Спенсера. И для Гордона тоже.
— В самом деле? Я ему это скажу. Он будет очень доволен.
— А на стадион он больше не ходит из-за инвалидного кресла? — спросил Генри.
— Да. Ему трудно двигаться в кресле по трибунам. А до наших мест непросто бывает добраться.
Они пару раз пытались съездить на стадион, но это оказалось безумно тяжело. И отец начинал сердиться на самого себя за то, что превратился в беспомощную развалину.
— У меня есть ложа на стадионе. Как думаете, ваши родные согласились бы приехать туда на матч?
— Конечно, — сказала она. — А вы действительно могли бы их пригласить? Такие ложи обычно используют для представительских целей.
— Я использую свою ложу как хочу, — сказал Генри. — Я хозяин.
— Вам нравится это повторять, правда?
— Да. Я — лидер.
— Всегда?
— Да. За исключением своих первых игр, я всегда владел обстановкой. Всегда хотел знать, что каждый находится там, где ему должно быть.
Это у него получалось. Она подозревала, что именно из-за его внешнего дружелюбия многие не могли разглядеть стальное ядро у него внутри. Очень незаметно он направлял события и людей туда, куда ему хотелось.
И ее тоже?
Астрид сказала себе, она — единственная женщина, которая видит, что за человек скрывается под маской, освещенной прожекторами шоу Четвертого канала. Но она не была вполне уверена.
Она быстро поняла — Генри очень умело отворачивает прожектора от своего истинного «я». У него, как и у нее, были секреты, которыми он не делился.
— Пригласите меня наверх, — сказал он.
— Я думала об этом.
— Прекрасно. — Он выскочил из машины, обежал ее и распахнул перед ней дверцу. Это было старомодно, но это был знак уважения.
— Я еще не пригласила вас наверх, — сказала Астрид.
Когда он протянул руку, чтобы помочь ей выйти из машины, она почувствовала себя гораздо свободнее.
— Знаю. Но вы собираетесь это сделать.
В ответ она рассмеялась. Он умел найти подход к кому угодно. Сегодня она видела, как легко он очаровал ее отца-таксиста, ее сестру-юриста, ее деверя.
— Дайте мне слово, что это на самом деле.
Он удивленно на нее посмотрел:
— Что вы имеете в виду?
Астрид глубоко вздохнула. Она просто истосковалась? Или придумала для себя, что он — тот человек, которым она хотела бы, чтобы он был?
Или начинала его понимать?
— Не делаете вид, что вы — тот человек, каким бы я хотела, чтобы вы оказались?
— Зачем я стал бы делать вид? Я не играю с вами, — ответил он.
Она хотела ему верить. Действительно хотела. Но если бы она начала анализировать каждый его жест, каждое слово, она просто сошла бы с ума.
И она повела его в свою квартиру. И сама удивилась, каким естественным кажется ей его присутствие тут. Она сняла туфли, потому что у нее устали ноги.
— Хотите что-нибудь выпить? — спросила Астрид.
— Кофе, с удовольствием, — ответил мужчина.
Она отправилась на кухню варить кофе. Когда вернулась, увидела, что он просматривает ее коллекцию дисков.
— У меня их так много. Я каждый раз говорю себе, что надо их разобрать...
— Я такой же. Мне нравится ваш вкус.
— Правда?
— Истинная правда. Не будете возражать, если я поставлю какой-нибудь?
— Не буду. У меня есть немного печенья к кофе, если хотите.
— Спасибо. С удовольствием. Я, знаете ли, сластена.
— Я заметила.
— Да?
— С тех пор как мы стали работать вместе, мне приходится трижды в неделю обновлять запас конфет в вазочке у меня на столе.
— Вы узнали мой секрет.
— Да. И надеюсь вскоре узнать о вас гораздо больше.
Лучше узнавать его секреты, чем открывать ему свои. Она оставила Генри у проигрывателя, пошла на кухню за кофе и принесла кофейник и чашки на подносе, который принадлежал еще ее бабушке.
Генри сидел закрыв глаза, откинувшись на спинку дивана. Тихо играла старая джазовая мелодия.
Она села на диван рядом с ним, и он обнял ее за плечи и привлек к себе. Потом повернул к себе ее лицо. Его губы слились с ее губами, и на этот раз его поцелуй не был ни кратким, ни игривым.
Глава 7
— Потанцуй со мной, — сказал Генри, вставая, помогая Астрид встать и обнимая ее. Она обвила руками его пояс и положила голову ему на грудь. Мелодия изменилась, и комнату наполнил сочный голос Алана Джексона. Астрид плакала каждый раз, когда слушала, как этот артист поет в стиле кантри, и тем не менее любила эту грубоватую, полную искреннего чувства музыку.
Они двигались в такт мелодии. Генри потихоньку начал подпевать, его глубокий голос звучал в унисон с голосом Алана Джексона. Он как-то говорил, что не обладает истинным музыкальным дарованием. Неправда. На самом деле он им обладал.
Астрид отклонила голову назад, хотела что-то сказать ему, но его губы остановили ее слова глубоким поцелуем. Он целовал ее, а их тела двигались в такт песне.
Он осторожно коснулся ее нижней губы, и легкие, дразнящие импульсы побежали по ней до самого уха.
— Вот так я хотел танцевать с вами тогда, в среду, в клубе. Хотел обнять вас крепко-крепко и опускать руки ниже и ниже вдоль вашей спины...
Астрид задрожала от его многозначительных слов, жарко опаливших ее висок.
— Почему же вы этого не сделали?
— Там было слишком много народу. Я подумал, что вам не понравится, если наша фотография вдруг появится в «ОК!».
— Вы правы. Мне это не понравилось бы.
Она была сыта такого рода славой на всю оставшуюся жизнь.
Музыка снова изменилась. Теперь Бонни Райт пел о жгучей страсти любви. А она чувствовала руки Генри на своих бедрах и пламя внутри себя. Эта музыка и его прикосновения изгнали из нее страхи и сомнения и освободили путь влечению и желанию. А ее желанием, ее страстью был Генри.
Астрид расстегнула его рубашку. Ее руки медленно заскользили по его обнаженной груди, потом ниже, вдоль живота.
Его губы на ее губах были жгучи, реальны. Его рука нащупала «молнию» ее платья, и, прежде чем динамики исторгли новую мелодию, она осталась только в трусиках и лифчике. На нем были теперь только брюки.
