Сандра Филд - Соблазнитель из Канады

— Я приехала, чтобы разыскать своего деда. Его имя — Конрад Гиллис.

— Вот как? — Конрад то ли скептически, то ли презрительно поджал губы. — А поподробнее?

— Мою бабушку звали Анна Йоост, она родилась и жила в Клейнмиере, там и встретила вас в последние дни войны, когда канадцы освободили Голландию. Вы пробыли в деревне несколько дней, а через девять месяцев она родила внебрачного ребенка — мою мать.

— Отцом мог быть кто угодно. — Конрад сдвинул брови.

— Только вы. Анна оставила дневник, в котором упоминаетесь и вы, и Морт-Харбор. Она очень подробно описала и место, где все происходило, — заброшенную ригу на ферме своего дяди.

Тень — то ли прошлого, то ли давней и больной памяти о нем — легла на лицо Конрада, но не прожила на нем и минуты. Старик не собирался сентиментальничать.

— Это было слишком давно, чтобы оставаться правдой. А ты почему объявилась только теперь?

— Я узнала обо всем недавно. Моя мать умерла четыре месяца назад, а через два месяца после ее смерти я наткнулась на дневник Анны, прочла его, и вот я здесь.

— И что тебе нужно? — Конрад всем своим видом давал понять, что готов защищать свою жизнь от непрошеного вторжения.

— А что вы можете дать? — Нелл, затаив дыхание, ждала ответа на свой самый главный вопрос.

— Как видишь, живем небогато — денег не густо. — В словах прозвучала откровенная издевка. — Тут ты просчиталась.

— Мне не нужны ваши деньги. — Задетая за живое, она решила пойти ва-банк. — Я надеялась найти здесь приют и... ласку... Если повезет, так и вашу любовь.

Короткий смешок Конрада был красноречивее любого ответа.

— Ну а твоя настоящая семья?

— Восемнадцать лет назад умерла Анна, через десять лет — отец, потом ушла мама. У меня никого не осталось. Больше детей не было. — К горлу подкатил ком, и горечь непролитых слез нашла выход в жестокой насмешке: — Стало быть, других внуков можете не опасаться.

— Ты мне ни к чему. — Конрад, казалось, пропустил последнюю фразу мимо ушей. — Лишнее беспокойство.

Она и не предполагала, что слова способны причинить столько боли...

— Этим утром я пыталась уехать!

— Плохо пыталась. — Ни один мускул не дрогнул на непроницаемом и холодном, как ньюфаундлендский гранит, лице старика.

Нелл забыла про гордость и в мольбе, как нищий за подаянием, протянула к нему руки.

— Я вам совсем не нужна?

— Мне нужно, чтобы ты убралась отсюда, — вынес Конрад свой приговор.

Вот и вся история... Вот цена всех страданий Анны... ее любви, муки и стыда длиною в жизнь... стыда, укравшего детство у Нелл и унаследованного ею от бабушки и матери. Боль и ярость бились в сердце Нелл, минуту назад распахнутом для любви.

— Это бы решило все проблемы, не так ли? Ах, как удобно! Не надо ни за что отвечать, не надо платить по счетам. А у меня к вам немалый счет, Конрад Гиллис. Из-за вас я стала тем, что я есть: ребенок, не знавший материнской ласки и тепла семейного очага, выросший в путах строжайших правил и категорических запретов, превратился в женщину, бегущую от любой привязанности, не ведающую любви...

— А Кайл на что? — Конрад не знал жалости. Не было ни малейшей надежды достучаться до него, и Нелл сдалась.

— Кстати, о Кайле, — сказала она, и голос ее звучал устало и глухо. — Именно он не дал мне сегодня уехать, и, чтобы избавиться от меня, вам придется избавляться и от него, а это уже задачка потруднее.

Конрад подошел к ней почти вплотную.

— Ты, главное, не опоздай на воскресный катер. Об остальном я уж сам позабочусь.

— Но ведь вы — мой дед! — вскричала Нелл в последней попытке. — Неужели для вас это ничего не значит?

Видно, этот крик раненой птицы пробился сквозь маску безразличия. Конрад снова заговорил, почти со страстью:

— Я скажу тебе, кто для меня много значит. Моя жена, ясно? И у тебя не хватит сил изменить это! Держись отсюда подальше. Уезжай и не заставляй повторять, что ты здесь лишняя.

Закусив до крови губу, чтобы не разрыдаться, Нелл смотрела вслед старику, повернувшемуся к ней спиной и уходившему, не оглядываясь, прочь из жизни Нелл, так и не впустив ее в свою. Она выдержит. Справится! Вернется в дом, как ни в чем не бывало, будет танцевать и веселиться... Прошлое должно оставаться прошлым, и незачем тащить его за собой, а тем более надеяться построить на нем будущее.

Нелл говорила себе, что нельзя лишиться того, чем никогда не владела, но — вопреки всем доводам — чувствовала себя так, будто только что утратила нечто самое дорогое и самое необходимое...

Солнце село. Занятая собственными секретами, плескалась река. В сумерках, как всегда и повсюду немного грустных, плакала скрипка, и по щекам Нелл сами собой заструились слезы, не принося облегчения. Да и что проку в этих слезах?..

Хвойное пиво и трудный разговор сделали свое дело: у Нелл начинала болеть голова. Она ладонями вытерла мокрое лицо и направилась туда, откуда доносилась музыка, где слышался беззаботный смех. Сейчас она вернется в дом, приведет себя в порядок, передохнет и будет готова к продолжению праздника, но пока ей нельзя встречаться ни с кем, особенно с Кайлом. Она войдет через черный ход и поднимется в ванную прежде, чем он успеет заподозрить неладное.

Благополучно, никого не встретившая и никем не замеченная, Нелл миновала сад и оказалась позади дома. Слава Богу, она у цели! Взялась за ручку, потянула дверь на себя и... оказалась лицом к лицу с Кайлом.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

— Вот ты где! — с явным облегчением воскликнул Кайл. — Я уже с ног сбился, тебя разыскивая. Хотел... — Он осекся, разглядев ее лицо со следами слез. — Нелл, ты плакала?

— Нет! То есть... да, но...

— Что произошло? Кто-то обидел тебя?! — Голос был полон не только тревоги за нее, но и гнева на неведомого обидчика.

— Кайл, пожалуйста, не требуй никаких объяснений. — Она почти умоляла.

Он приблизился к ней вплотную, осторожно провел указательным пальцем по щеке — по слезной дорожке.

— Не выношу, когда ты плачешь. Что, черт возьми, произошло?

— Это не мой секрет, а врать тебе я не хочу. — Она отчаянно замотала головой, прогоняя от себя соблазн немедленно все ему рассказать. И столько неподдельного участия и боли за нее было в его глазах, что боязнь оттолкнуть его оказалась сильнее собственного горя и следующие слова вырвались сами собой: — Не спрашивай ни о чем, просто обними меня, ладно?

И тут же вполз в сердце липкий страх быть отвергнутой...

Вместо ответа Кайл притянул ее к себе. Нелл блаженно прикрыла глаза. Под ее щекой ровно и мощно билось его сердце, и это удивительно успокаивало, как и идущее от него тепло: жуткое чувство одиночества и покинутости мало-помалу отступило, как расступаются перед солнцем грозовые облака. Ей стало просто и легко; и легко и просто она сказала: