Измена. Тени доверия - Алиса Зорина
— Ты даже не пытаешься меня понять! — голос Максима дрогнул, когда она в очередной раз уклонилась от разговора о будущем.
— Не надо меня спасать, — Полина отвернулась, глядя на огни города из окна его квартиры. Всё в ней было слишком правильным: диван по фен-шую, книги по психологии, чай с имбирём вместо вина. Как будто он собирал себя по инструкции «как не стать моими родителями».
Позже, листая мамину ленту, она наткнулась на фото галереи. На заднем плане мелькнул знакомый профиль — отец. Сердце ёкнуло. Они всё ещё пересекаются. В ярости она набрала ему:
— Зачем ты туда ходишь? Ты же всё разрушил!
Ответ пришёл через час:
— Прости.
Она удалила сообщение, но не заблокировала номер.
Галерея стала её исповедью. Посетители восхищались «смелостью линий» в работах Алексея, не зная, что эти линии — снимки их общей агонии. Ночью она открыла старую коробку с его письмами. Чернила выцвели, но фразы всё ещё жгли: «Ты видишь мосты даже в моих провалах».
Игорь снова зашёл, на этот раз с предложением:
— Сделаем совместную выставку? Твои фото и мои скульптуры. Тема — разрыв.
— Нет, — ответила Марина, но вдруг представила, как её молчание превратится в гипсовые фигуры. Страшно.
— Боишься, что он увидит? — Игорь прищурился.
Она не стала отрицать.
Алексей пришёл к дому Марины впервые за пять лет. Полина открыла, на лице — маска ледяного гнева:
— Мамы нет.
— Я к тебе, — он протянул конверт. Внутри — ключ от склада с архивами проектов. — Там всё, что я не достроил. Если хочешь сжечь… или понять.
Полина не взяла.
— Ты думаешь, это исправит хоть что-то?
— Нет. Но это всё, что у меня есть.
Он ушёл, оставив конверт на пороге. Полина подняла его, случайно задев старую трещину в дверном косяке — след от его ухода в прошлом.
Марина вернулась под вечер, шёл дождь. На столе лежал ключ и записка дочери: «Это от него. Решай сама».
Она поехала на склад. В луче фонаря ожили макеты мостов — десятки застывших «если бы». Рука потянулась к ближайшему, но остановилась в сантиметре.
Внезапно скрипнула дверь. Алексей стоял на пороге, мокрый, без пальто.
— Я начал пересчитывать сметы для мэрии, — выдохнул он. — Но не могу… без твоих фото.
Марина не ответила. Где-то за стеной загрохотал гром, и свет погас.
В темноте их боль, наконец, перестала быть одинокой.
Глава 19. В темноте
Тьма накрыла их, как волна — внезапно и безжалостно. Марина замерла, услышав его шаги. Где-то заскрипела крыша, дождь барабанил по крыше, но всё это растворилось в гуле крови в висках.
— Ты… — начала она, но голос предательски дрогнул.
Алексей не ответил. В темноте его дыхание стало ближе, горячее. Рука наткнулась на её плечо — случайно? Нет, слишком медленно, слишком настойчиво. Марина отшатнулась, спиной упершись в холодный макет моста.
— Не смей, — прошептала она, но это прозвучало как мольба.
Он прижал ладонь к её груди, будто проверяя, бьётся ли там что-то живое. Сердце вырвалось из клетки рёбер, ударив в его пальцы.
— Ты помнишь, — его губы коснулись шеи, — как мы делали это на стройке того моста?
Проклятые воспоминания хлынули: бетонная пыль на коже, его руки, пахнущие металлом и потом, их смех, перекрывавший грохот кранов. Тогда они ещё верили, что любовь — это что-то вечное, вроде стали.
— Это уже не мы, — выдохнула Марина, но тело предало её, выгнувшись навстречу.
Он сорвал с неё свитер, пуговицы рассыпались по полу. Холодный воздух склада смешался с жаром кожи. Их поцелуй был битвой — зубы, языки, горечь лет разлуки. Алексей приподнял её, посадив на край стола с чертежами. Бумаги взметнулись вверх, как испуганные птицы.
— Ненавижу тебя, — прошипела Марина, впиваясь ногтями в его спину.
— Лжешь, — он входил в неё резко, без прелюдий, словно хотел проткнуть все слои лжи.
Она закусила губу, чтобы не закричать. Это не любовь. Это землетрясение, разрушающее руины, которые они годами берегли. Каждый толчок — обвал. Его пальцы в её волосах, её ноги обвивают его пояс, макеты мостов падают со стеллажей, разбиваясь вдребезги.
Очнулись они на полу, в куче своей одежды. Свет всё так же не горел.
— Это ничего не изменит, — сказала Марина, но её рука всё ещё лежала на его груди, чувствуя бешеный ритм сердца.
— Знаю, — он натянул джинсы, не глядя на неё. — Просто… не смог больше.
Когда дверь склада захлопнулась за ним, Марина подобрала разбитый макет. Провела пальцем по трещине, разделившей арку пополам.
Так и не починили.
А на улице Алексей сел в машину, трясущимися руками включив зажигание. В зеркале мелькнуло его лицо — потерянное, как тогда, в витрине магазина.
«Прости», — мысль пролетела мимо, не зацепившись. Просить прощения было не у кого. Да и не за что.
Только где-то в городе Полина, обняв Максима, внезапно вздрогнула — будто эхо их греха докатилось сквозь время, чтобы напомнить: мосты рушатся тихо. Особенно те, что построены на пепле.
Глава 20. Из стекла
Утром он вернулся на склад. Солнечный свет, пробивавшийся через щели, высветил следы их ночи: смятые чертежи, сломанный макет, её заколку на полу. Алексей поднял её, ощутив холод металла. Как она здесь оказалась? Может, выпала из волос, когда они рушили всё вокруг. Он сунул заколку в карман, будто крал улику.
Звонок из мэрии прервал тишину:
— Громов, вы согласны взяться за проект? Последний шанс.
Алексей посмотрел на эскиз моста, приколотый к стене. Тот самый, который они с Мариной когда-то называли «наш».
— Да, — ответил он, не узнавая собственный голос. — Но внесу изменения.
Полина молчала три дня. Когда она пришла в галерею, её взгляд был острее ножа.
— Ты спала с ним.
Марина попыталась сделать вид, что поправляет рамку фотографии. Бесполезно.
— Это не твоё дело.
— Моё! — дочь швырнула на стол конверт с ключом. — Я нашла это у тебя дома. Вы оба… как дети, которые ломают игрушки, потому что не умеют их чинить!
Марина отвернулась. В окне отражалось её лицо — морщины, которые больше не прятал грим.
— Иногда ломаешься сам, прежде чем что-то починить.
Полина засмеялась, но это звучало как рыдание:
— Поздравляю. Теперь вы с папой хотя бы в чём-то похожи.
Дверь захлопнулась. Марина достала из кармана бутылку виски, спрятанную за книгами.
