Лейла Мичем - Дикий цветок
Женщина в испуге отдернула руку.
— Господи! В комнате прохладно, а ты весь вспотел…
Сайлас приоткрыл глаза. Ночной кошмар отпустил его из своих удушающих объятий в полутьму предрассветного часа. В спальне было холодно. Зима в этом году затянулась.
— Я вновь видел этот сон, — произнес он.
— Какой сон?
Сайлас рывком приподнялся в постели и оперся спиною о спинку кровати. Рукой он провел по влажным от пота волосам, а затем взял с прикроватного столика стакан с водой и глотнул, увлажняя сухую гортань. Сайлас никогда прежде не рассказывал Джессике о проклятии матери, наложенном на Сомерсет, а также о его страхе, что проклятие падет на последнего из оставшихся у него сыновей, забрав у того жизнь. За минувший тревожный год Елизавета то и дело являлась к нему во сне и повторяла свою страшную угрозу. Каждый раз Сайлас просыпался от стучащего в ушах сердца, весь липкий от пота. Он содрогался от страха настолько сильного, что мог вскочить в постели, а потом всю оставшуюся ночь лежать без сна.
Но никогда прежде Сайлас не видел во снах, чтобы угрозы матери принимали реальные образы. Этой ночью мать вперила указующий перст во что-то, сокрытое высокими стеблями хлопчатника, растущего на полях Сомерсета. Видишь! — закричала она. — Я же говорила, что твоя земля проклята! И Сайлас увидел тело Томаса, лежащее среди ровных рядов хлопчатника в цвету.
На этот раз, несмотря на доводы рассудка и свою всегдашнюю осторожность, мужчина выпалил:
— Джессика! Ты веришь в проклятия?
Немедленного ответа не последовало. Сайлас повернул голову и устремил затуманенный взгляд на жену. Его встревожил собственный эмоциональный всплеск и многозначительное молчание Джессики. Помнит ли она свои слова, когда они увидели неподвижно лежащее тело Джошуа? Не растревожил ли он в ней угольков, которые тихо тлели все эти годы под слоем пепла?
— Я верю в то, что проклятие — это всего лишь отсутствие природного благословения, — сказала Джессика. — Все равно что наступает сезон дождей, а дождя-то нет.
«Все равно что женщина, рожденная стать замечательной матерью, не может выносить ребенка», — подумалось Сайласу.
— Ты не считаешь, что проклятие насылает Бог за прошлые грехи? — спросил он.
Сайлас надеялся, что жена отмахнется от его вопроса как от несусветной чуши. Он не знал, верит ли она в божественный дух. Джессика посещала церковь потому, что Сайлас считал это приличным. Она ничего не имела против того, чтобы его сыновей учили христианской вере, которой они, выросши, могли бы строго придерживаться или нет, но сама Джессика особым религиозным пылом не отличалась. Сайлас никогда не слышал, чтобы жена взывала к Богу, даже в минуты величайшего отчаяния, или читала Библию. От внимания мужа не укрылось, что Библия короля Якова, на которую легла рука Джессики во время венчания, ни разу не снималась с полки, на которую ее поставили.
— Я никогда об этом не задумывалась, — сказала Джессика.
Женщина крепко обняла мужа и положила свою голову ему на голую грудь.
— Расскажи мне об этих снах, любимый. Я уверена, что они имеют какое-то отношение к проклятию.
Любимый… В голосе женщины звучали нежность и утешение. Она готова была его выслушать и понять. Сайлас удивился, почувствовав, что из глаз его текут слезы. Джессика изредка называла сына «дорогушей», но муж мог бы пересчитать по пальцам одной руки случаи, когда жена обращалась к нему самому с простыми словами любви и признательности. Джессика, в отличие от Камиллы, Бесс и, Боже избави, Стефани Дэвис, не относилась к тому типу женщин, которые то и дело усыпают свою речь нежными словечками. Именно поэтому любая нежность из ее уст очень ценилась Сайласом. Почувствовав облегчение, он поцеловал жену в макушку. Осмелится ли он рассказать Джессике о «проклятии» матери, которое преследует его с тех пор, как первое семя упало в почву Сомерсета? Следует ли ему рассказать о кардинальном решении, которое должно устранить самый большой страх его жизни… их жизней?
Принимать решение одному не годится.
— Моя мама предрекла, что на Сомерсет падет проклятие за ту жертву, которую я принес ради своего тщеславия, ради того, чтобы стать владельцем собственной плантации, — принялся объяснять Сайлас. — Я не придал ее словам никакого значения. Я решил, что имею дело с разозленной, разочарованной женщиной, которая хотела бы видеть в невестках совсем другую девушку. Но потом случился тот выкидыш. Ребенок, зачатый в страсти и радости, так и не появился на свет. После рождения Томаса у тебя снова был выкидыш, а потом… Ты уже не могла забеременеть. И когда мы потеряли Джошуа…
Джессика беспокойно заерзала в его руках. Муж крепче сжал ее в своих объятиях, помешав отстраниться в приступе душевной боли.
— Ты мне тогда сказала: «Сайлас! Мы прокляты». Ты помнишь?
Кивком головы она подтвердила правдивость его слов.
— После этого я стал думать, а не прокляты ли мы на самом деле. Я и моя ни в чем не повинная жена наказаны за ту сделку, которую я заключил с дьяволом в Южной Каролине, за то оскорбление и душевную рану, которую я нанес Летти, за эгоистичную и злонамеренную торговлю, которую я вел ради владения землею.
Джессика лежала без движения. Сайлас подумал, что жена может превратно истолковать его слова. А почему бы нет? Мужчина приподнял ее голову за подбородок и взглянул ей в глаза.
— Я ни секунды не жалел о том, что женился на тебе, Джессика. Скажи мне, ты ведь тоже, да?
Женщина высвободилась из его объятий, поправила подушки у себя в изголовье и села, опершись на них спиною.
— Да, я тоже, Сайлас. К чему ты мне все это говоришь?
— Я не думаю, что с проклятием покончено, — без обиняков высказался муж. — Я боюсь, что рок нанесет нам последний удар.
Мужчина отбросил одеяло и встал с кровати. На нем были одни подштанники.
— Мадам не против, если я закурю? — спросил он, облачаясь в халат.
— Нет, не против, если вместе с дымом из твоей головы выветрится вся эта глупость, — сказала Джессика.
Сайлас раскурил манильскую сигару и глубоко вобрал в легкие дым.
— Ты считаешь это глупостью, Джессика?
— Сайлас Толивер! — бросив сердитый взгляд на мужа, повысила голос Джессика. — Я разум потеряла от горя, когда погиб Джошуа. В тот момент мне казалось, что мы прокляты из-за того, что не в состоянии сохранить жизнь нашим детям. Но позже я поняла, что все это капризы природы. Смерть Джошуа была несчастным случаем, вполне естественным, когда имеешь дело с любознательным, склонным к приключениям двенадцатилетним мальчиком. Будем благодарны тому, что у нас есть здоровый, умный и энергичный сын. Он станет хорошим хозяином Сомерсета. Единственная наша забота — чтобы с ним ничего плохого не случилось.
