Вирджиния Хенли - Соблазненная
Держа ее на твердых, как мрамор, ногах, он ласково поглаживал ее восхитительные круглые груди и учил, как ублажить себя, когда желание станет слишком сильным. Вдруг он, пронзив ее взглядом голубых глаз, произнес:
— Почему это я не заказал ванну? Ты смыла бы золотую пудру с волос и маску бабочки с милого лица, чтобы я мог увидеть, как ты выглядишь на самом деле.
По ее лицу скользнуло паническое выражение:
— Нет! Никакой ванны. Жаль, но мне нужно идти.
— Милая, ты уверена, что не нужно ванны? От тебя за версту несет мужчиной, — хрипло возразил он. Она покачала головой:
— Должно быть, уже полдень. А я должна была уйти на рассвете. Помоги мне одеться.
Он застегнул пуговицы золотого лифа, а она никак не могла найти золотые трусики. Наконец, махнув рукой, она ступила в золотистый тюль юбки. Не найдя золотого ключика, она поглядела на него глазами, полными слез.
— Не дам ключ, пока ты полностью не назовешь себя.
— Лэм… бет, — прошептала она, полагая, что полуправда лучше лжи.
Она знала, что никогда не будет такой, как прежде. Он высился над ней, мрачный, неулыбчивый. Упершись в волосатую грудь, она поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать его на прощание.
— Спасибо, Адам, за этот дар познания. Он бесценен. Губы разомкнулись. Он вложил ключ ей в руку.
Глава 29
Вернувшись к себе в «Каса Даниэли», Антония заказала ванну. Целых полчаса она не входила в воду. Ей хотелось сохранить на теле запах мужчины, вкус его поцелуев на полуистерзанных губах. Одному Богу известно, придется ли ей снова вкусить их сладость.
Она смыла с волос золотую пудру, поражаясь тому, как они отросли с той ночи, когда Роз их отрезала. Туго зачесала назад и собрала в косичку, завязав черным кожаным ремешком. Оделась в мужскую одежду, не оплакивая своего женского наряда.
Антония уложила сумку, тщательно спрятав на дне парфюмерию, потом в последнюю минуту сложила похожий на корону золотой лиф. Юбка из золотистой ткани осталась висеть в шкафу отвергнутым призраком ее фантазии, которому предстояло остаться в прошлом и быть выброшенным из памяти.
Прежде чем навсегда поставить точку на прошедшей ночи, она мысленно задержалась на своих чувствах. Она не испытывала ни малейшего сожаления о содеянном. Она задалась целью обольстить его, но получилось, что совращение совершил он. Своим ртом. Настроение было прекрасное. Никогда еще она не испытывала такой полноты жизни.
Возвращаясь на корабль, она по пути заказала крупную партию венецианского талька для продажи в Англии в качестве пудры не только для волос, но и для лица, потому что он пользовался несравненно более высоким спросом, чем опасные свинцовые белила.
Тони с облегчением узнала, что вернулась на «Летучий дракон» раньше Сэвиджа. Она оставалась в каюте, пока не доставили тальк. Сэвидж вернулся, когда она следила за погрузкой товара в трюм. Даже не спросив, что она приобрела, он с непроницаемым лицом спокойно занялся делами. Казалось, что мыслями он где-то далеко, но в то же время он не упускал из виду ни дюйма на корабле, ни одного самого последнего матроса. Проверив все с носа до кормы, он не теряя времени приказал поднимать паруса. Сэвидж стремился в Англию, и, казалось, ему не терпелось как можно скорее покинуть Венецию.
Оставшуюся часть дня и весь следующий день Адам в одиночестве стоял у штурвала. Он держался неприветливо, даже неприступно, но на этот раз Тони была этому рада. Лучше, чтобы они держались на безопасном расстоянии друг от друга.
Проходя Адриатику, потом Средиземное море, Сэвидж с удивлением и злорадством отметил, что юный лорд Лэмб весьма изменился. С повязкой на голове, как и у остальных матросов, он словно обезьяна карабкался вверх и вниз по вантам. Он загорел и разгуливал по палубе с беспечным видом, какой мог быть только отражением здоровой самоуверенности. В Венеции с ним произошло что-то такое, от чего он явно повзрослел. Сэвидж часто слышал, как он насвистывает и напевает, и даже плавание по бурному Бискайскому заливу не убавило хорошего, смешливого настроения.
Сэвиджу хотелось такого же настроения, но ничего не получалось. Он не находил слов, чтобы определить, что с ним происходит. Не то чтобы грустил, скорее, подолгу задумывался. Ехал в Венецию рассеяться и гульнуть как следует. А получилось, что по уши влюбился.
Меньше всего на свете он думал о любви и тем не менее теперь отдал бы весь чай со своей плантации за свой венецианский роман. Проплывая берега Франции, он с головой ушел в самоанализ. Он в деталях обдумал, чем будет заниматься, когда вернется в Англию из индийских владений. Построил Эденвуд, нашел хозяйку, которая достойно украсила бы его жилище, стала бы идеальной парой в его политической деятельности. Будущее казалось незыблемым. И вот теперь встреча в Венеции с золотой богиней, почти в два раза моложе него, ни с того ни с сего породила неудовлетворенность жизнью. Грязно выругавшись, он выбросил мысль о ней из головы. Блаженство было блаженством, пока длилось, а теперь он твердо решил отныне никогда о ней не думать!
Они остановились на ночь в Гавре, намереваясь запастись пресной водой. Сэвидж запретил команде после наступления темноты сходить на берег. Никто особенно не возражал. Сэвидж сделал вид, что не заметил, как Максуайн и шотландец провели на корабль пару французских шлюх.
Тони не сидела в каюте, но и бродя по палубе, держалась особняком, слушая музыку и смех, раздававшиеся на своем и стоявших по соседству судах. Только Ла-Манш отделял ее от Англии. Интересно, забыт ли связанный с дуэлью скандал за тот месяц, когда ее не было, или же ей придется столкнуться с ним по возвращении в Лондон? И еще Бернард Лэмб — будет ли он ждать ее, чтобы отомстить или убрать при первой возможности?
Тони стояла, погруженная в мысли, когда мимо нее тихо проскользнула темная фигура, так близко, что она могла бы достать до нее рукой. Она замерла, даже не дышала. Вдруг до нее дошло, что корабль покидал не кто иной, как Сэвидж. Сначала она ощутила его запах. Она не могла спутать его ни с чем. Второе обстоятельство, подсказавшее ей, что это именно он, — его огромный рост и крадущиеся грациозные движения леопарда. На нем была темная грубая одежда, почти лохмотья. Тони не издала ни звука. Она была не настолько ослеплена своей страстью, чтобы не видеть, что это опасный, дурной человек, возможно, по уши погрязший в контрабандной авантюре. Тони не знала, в чем она заключается, и не хотела знать.
Ей вдруг расхотелось оставаться на палубе. Она подумала, что куда надежнее находиться в своей каюте. Она умылась и улеглась в подвесную койку. Раскачиваясь в койке, стала вспоминать все порты, в которых побывала за последний месяц. Покачивание скоро убаюкало ее, и она видела приятный сон о своем брате Антони.
