Лейла Мичем - Дикий цветок
Хоубаткер покинула Типпи. Однажды утром в конце октября, как раз в день рождения Джессики, мужчина, одетый словно премьер-министр Англии, вошел в недавно переименованный «Универсальный магазин Дюмона» и протянул Анри свою визитную карточку. Он пожелал встретиться с Типпи. Незнакомец оказался владельцем нью-йоркской фирмы, занимающейся дизайном и пошивом дамской одежды. Он видел изумительные фасоны платьев, сшитых по эскизам Типпи, на леди, приехавших в его родной город.
— Я знал, что рано или поздно это случится, — рассказывал Анри домашним и тем, кто еженедельно собирался у него на ужин, а именно Толиверам и Уорикам. — Из моральных соображений мне пришлось настоять на том, чтобы Типпи приняла его предложение. Такая возможность… зарплата, которую этот человек ей предложил… Как я мог ей запретить?
Он передернул плечами так, как это свойственно французам, но на его глазах блеснули слезы.
— Я смогу сопроводить Типпи в Нью-Йорк, — предложил Джереми. — У меня там дела.
Итак, они расстались — Джессика и ее подруга, шедшие рука об руку с самого детства. Теперь ее зовут Изабеллой, тем именем, которое Типпи дали при крещении. Так настоял ее новый работодатель. Типпи энергично и со слезами на глазах отказывалась от предложения, но Джессика видела в ее взгляде нечто, свидетельствующее о том, что подруга предвкушает то время, когда ее мечта станет явью. Именно этот взгляд помешал Джессике серьезно воспринять аргументы, которые Типпи выдвигала против переезда в Нью-Йорк.
— Ты должна ехать, Типпи.
— Как я могу от тебя уехать, Джессика?
— Выйдя через парадную дверь дома, дорогая. Это та возможность, которой ты ждала столько лет.
— Я испортила тебе день рождения.
— У меня будут еще дни рождения.
Типпи показала подруге вытянутый вверх большой палец, и та «подцепила» его своим.
— Что мы пообещаем друг другу? — спросила Джессика.
— Что вновь встретимся на твой пятидесятый день рождения.
Взгляд Джессики остановился на первых желтых крокусах и гиацинтах, показывающих свои нераспустившиеся головки из-за железной оградки вокруг бельведера. Большинство луковиц даже не проросли из-под земли, но увиденное напомнило Джессике о Типпи и тех далеких вазах с крокусами и гиацинтами. Подруга тогда перевязала цветы белыми атласными лентами. Это произошло много-много январей тому назад. Сегодня утром, когда Сайлас поцеловал ее на прощание, Джессика не решилась ему напоминать. Лицо мужа было бледным от волнения. Долгая череда бессонных ночей далась ему нелегко.
— Не жди меня и Томаса. Мы приедем поздно, — сказал он напоследок. — Мы должны помочь нашему управляющему и надсмотрщикам успокоить рабов и дать им работу, чтобы не маялись дурью.
Джессика прекрасно его понимала. Слухи о политической ситуации начали просачиваться в деревушки рабов и на хлопковые поля. Плантаторы подавляли малейшие признаки брожения среди негритянских масс. Джессика проводила мужа в путь, даже не упомянув о том, что сегодня — двадцать пятая годовщина их свадьбы.
— Миссис Джессика! — Петуния махнула зажатым в руке письмом, которое Джимми забрал на почте. — Мне кажется, это важное письмо. В противном случае я бы вас не беспокоила.
Джессика плотнее укуталась в шаль и приняла из рук Петунии сложенный листок плотной бумаги кремового цвета, запечатанный официального вида восковой печатью. Из обратного адреса следовало, что отправитель — юридическая фирма в Бостоне.
— Спасибо, Петуния.
— Миссис Джессика! Вы еще долго будете здесь сидеть? Становится прохладно, — обеспокоилась та.
— Напротив. Приятная температура. После летней жары еще более приятная, — несколько рассеянно промолвила хозяйка, читая написанное сверху.
— Уже время подавать ужин, — напомнила ей Петуния. — Может, вам лучше немного поесть? Мистер Сайлас и мистер Томас одному только Господу известно на сколько задержатся. Они привыкли ужинать холодными блюдами, но вы бы поели чего-нибудь, пока не остыло.
— Мне бы только чаю, — ответила Джессика. — Пожалуйста, вынеси чайник сюда. А я пока почитаю, что тут пишут.
— Сегодня у нас должны были бы подавать шампанское и торт, миссис Джессика. Вы даже забыли, что сегодня — годовщина вашего брака.
Джессика удивленно взглянула на свою молодую экономку.
— Как, ради всего святого, ты узнала?
— А как я могла забыть? В январе 1856 года у меня было воспаление легких. Вы настояли на том, чтобы меня перевезли в ваш городской дом, сказали, что так я буду всегда под присмотром врача. Я помню, как вы пришли прямо с бала в красивом платье и пощупали, горячий ли у меня лоб. Когда я спросила, почему вы так пышно одеты, вы сказали, что сегодня — годовщина вашей свадьбы. Вы еще назвали день — пятнадцатое января, а я запомнила.
— Точно, пятнадцатое января, — подтвердила Джессика.
Она и сама помнила тот прием. Сайлас назвал тогда двадцатую годовщину «вехой». Мы должны каждые пять лет устраивать грандиозный праздник в ознаменование нашего счастья.
— Но пусть это будет нашей тайной, Петуния, — сказала Джессика. — Мистер Сайлас расстроится, если узнает, что забыл о годовщине. В последнее время ему и так хватает, о чем волноваться. Скажи малышке Эми, что перед сном я ей почитаю.
— Слушаюсь, миссис Джессика. Она будет очень рада, а чай я принесу сейчас же.
Джессика сломала печать на письме. Его содержание свело на нет все ее старания не давать воли слезам. Умерла тетя Эльфи. Свою мягкосердечную вдовствующую тетушку Джессика не видела с того самого дня сплошных унижений в канун Рождества на родительской плантации. Тетя Эльфи умерла в день, когда Южная Каролина вышла из Союза. В письме от душеприказчика выражались соболезнования, описывались подробности кончины ее тети, а главное, сообщалось, что все состояние Эльфи Саммерфилд, как ни странно, завещано ей — Джессике Виндхем Толивер. Душеприказчик просил Джессику приехать в Бостон для подписания необходимых документов и вступления в права владения особняком «в отличном состоянии», который отходит ей по завещанию тети.
Воспоминания о величественном здании до сих пор свежи были в ее памяти. Во время обучения в пансионе Джессика провела много счастливых дней, сидя в гостиной, отделанной в викторианском стиле, завтракая и обедая в небольшой солнечной столовой, ночуя по выходным в обитой обоями с цветочным узором спальне, которую все называли «комнатой Джессики». Теперь этот дом и вся его богатая меблировка принадлежат ей.
И что ей со всем этим делать? Как она сможет сама отправиться на Север, ставший вражеской территорией, и вступить в права владения?
