В СССР геев не было! - Ванда Лаванда
А потом они с Эдисоном случайно нашли друг друга через давнего знакомого Михаила, который искал дом для одного пятнистого малыша – бракованного щенка у чистокровных родителей-такс. У малыша был не подходящий к параметрам породы окрас, а потому его не могли продать, как остальных щенков, с документами. Но и убить кроху рука не поднималась. Часто в таких случаях бракованных сдавали на руки знакомым, которые не планировали участвовать, например, в собачьих конкурсах.
Так, благодаря смешным черным пятнам-кляксам на ушах и серым пятном на груди, похожим на галстук, у Михаила появился щенок таксы, обычный коричневый гладкошерстный малыш. Он назвал его Эдисоном, в честь ученого, который разработал один из первых успешных вариантов электрической лампы накаливания. Ему, как начальнику производственно-технического отдела в городских электросетях, такая кличка для собаки показалась весьма уместной.
Они быстро поладили.
Эдисон оказался спокойной и понимающей собакой, легко поддающейся дрессировке. За всё время, что он жил у Михаила, он сгрыз только пару домашних тапочек, и то в самом раннем детстве, от скуки. С появлением щенка, Михаил перестал постоянно задерживаться на работе. Теперь его дома ждали. И пусть это был всего лишь пес, которого нужно покормить и выгулять, но его компания была предпочтительней, чем пустые комнаты.
А потом наступила зима 1994 года с аномальными перепадами температур, от чего на дорогах и тротуарах под свежим снегом или темной лужей прятался коварный лед. В очередной раз выгуливая Эдисона поздним вечером, уже по пути домой Михаил поскользнулся и очень неудачно упал. Встать он уже не смог.
Травматология, снимок, гипс. Перелом и разрыв связок. Впереди долгое восстановление. Ходить, конечно, в таком состоянии Михаилу было нельзя. И если он еще мог кое-как позаботиться о себе, то с Эдисоном ему нужна была помощь. А кроме Ярослава, просить ему было некого. Он позвонил ему из больницы и попросил отвезти его домой.
В первый же вечер Слава пришел помогать со всей семьей. Они не виделись уже довольно долгое время: тяжелые времена, у всех свои дела, да и дети-школьники, требующие внимания. Михаил это понимал и не обижался. Почти.
Тогда крестники впервые увидели собаку Михаила Петровича и естественно влюбились в эту милую таксу. И пока Аня пряталась на кухне и занималась готовкой, а Ярослав сидел на полу у журнального стола, читая выписку из истории болезни, Женя и Дима составляли график выгула Эдисона, а Ира играла с псом. Одной проблемой стало меньше: Гайдук мог не беспокоиться о том, кто будет выгуливать собаку, желающих было хоть отбавляй. Три энергичных молодых организма на одну спокойную таксу!
Но лежа на диване в гостиной, Михаил вдруг почувствовал себя словно на чужом празднике жизни, хотя он был в своем доме и участвовал в разговоре. Вся эта ситуация выглядела так, будто бы он подсматривал за тем вариантом реальности, которого у него никогда не было и не будет. Рядом любимый мужчина, с ними их дети, которые играют с их собакой. Идиллия…
– Ира, не трогай ему уши все время, он же начнет чесаться! – авторитетно одернул сестру Женя, отложив наспех начерченную таблицу с графиком выгула, и стал массировать спинку разнежившемуся псу.
– Правда? – девятилетняя девочка обернулась к крестному с искренним удивлением на лице.
– Ну, не совсем. Но лучше почесывай ему за ушами, ближе к затылку. Эдисону так больше нравится, – улыбнулся Михаил. – А если он ляжет на бок, то можно погладить его по животу, и он будет смешно подергивать задней лапой. Возможно, это память прошлой жизни, когда он охотился за лисами.
– Пф, – фыркнул Ярослав, рассматривая рентгеновский снимок.
Он сидел близко к дивану, так что если бы Михаил протянул руку, то мог бы погладить его по рыжим, не потерявшим свою великолепную яркость, волосам. Но как бы он этого не хотел, он не имел на это права. Он лишь повернул голову и пристально посмотрел на профиль друга.
– Чего еще за «пф»? Думаешь, я не знаю о прошлых жизнях своего лучшего друга? – наигранно строго спросил Михаил Петрович, а Ира хихикнула.
– А? Каких жизнях? Я вас вообще не слушал, – Ярослав отложил снимок, обернулся к комнате лицом и оперся локтем на колено. – Когда тебе сказали приходить на повторный снимок и смену гипса?
– Двадцать первого или двадцать второго, в направлении должно быть написано, – Михаил пожал плечами, насколько это позволяла поза.
– Так это же через месяц! – вдруг начал заводиться Ярослав. – Нет, так не пойдет. Когда Женя ломал руку, мы с ним ездили на осмотры каждые две недели. А у него разрыва связок не было. Да ведь и для кожи вредно столько времени в гипсе. Ни помыть, ни почесать. Надо съездить в больницу и еще раз уточнить!..
– Слава, остынь, – отмахнулся от друга Миша, но не смог сдержать довольной улыбки. О нем никто не заботился много лет, пусть и немного навязчиво и агрессивно. Приятно было ощущать, что за тебя беспокоятся и готовы решать твои проблемы. – Врач мне все объяснил. Я, если честно, мало что понял, но в моем возрасте и с мои диагнозом нормально быть в гипсе месяц.
– Ты мало что понял? Да уж, а я-то думаю, почему погода сошла с ума? А это потому, что мой Гайдук чего-то не понял, – без сарказма заявил Ярослав, снова повернувшись к журнальному столику.
Михаилу пришлось прикусить щеку изнутри, чтобы не ляпнуть ничего лишнего при детях. Конечно, двусмысленную оговорку Славы заметил только он и не собирался как-то усугублять положение, акцентируя на этом внимание. Он лишь позволил себе на секундочку прикрыть глаза и поверить, что его Солнце до сих пор его любит и считает своим, не только в значении друга. Секунда прошла, и Гайдуку пришлось открыть глаза, возвращаясь в жестокую реальность, где он уже много лет одинок. Ничего нового.
Но на душе все равно заскребли кошки. А Миша не любил кошек. Собаки лучше, преданнее и не себе на уме.
И в этот же момент Эдисон вдруг навострил уши, вскочил на лапы, игнорируя ласковые почесывания от двух пар рук, и стал звонко гавкать, чего обычно без
