В СССР геев не было! - Ванда Лаванда
Коля обожал этого кота и часто просился гулять на улицу именно тогда, когда баба Настя могла вывести своего питомца на прогулку. Мама не разрешала ему заводить животных, по крайней мере до тех пор, пока он сам не сможет за ними ухаживать. А сейчас, когда у Коли появилась еще одна младшая сестренка, возможность завести собственного кота откладывалась на неопределенный срок. Вот и мотался охочий до животного общества мальчик по друзьям, у которых были питомцы, или во двор, к рыжему коту. И даже баба Настя, иногда ворчащая на детей за их грязные руки, которые они тянули к её душечке, не могла унять желания Коли пообщаться с котом.
Даша же Ориона боялась и ни разу не прикоснулась к нему, как брат её не уговаривал.
– Просто наша Даша собачница, как и я, – сказал Михаил Петрович, пока Коля послушно надевал и шапку, и перчатки, лишь бы его поскорее отпустили гулять. – А ты весь в дедушку, вы любите котов.
– Ну как их можно не любить? – удивился Ярослав, терпеливо наблюдая за попытками Даши самостоятельно застегнуть куртку и стараясь не сорваться, чтобы помочь и ускорить процесс. – Они чистые, пушистые, а главное – мурлычут. И, в отличие от собак, кушают не много и выгула не требуют.
– Скажи это Трактору, то есть Ориону, – усмехнулся Михаил, прикидывая в уме, сколько съедает кот Настасьи, учитывая его размеры. – А лучше не говори. Кот, бедняга, от удивления тебе лицо исцарапает. Он-то не в курсе, что кошкам не положено гулять на улице…
Михаил Петрович охнул, присел на пуфик и вытянул ногу, слегка массируя ноющие мышцы через ткань брюк. С тех пор, как ввели всякие ограничения для пожилых людей, они с Ярославом стали гораздо меньше ходить. И из-за этого старые раны снова напомнили о себе: у Славы часто болела спина, а у Миши – ноги и, в частности, колено.
Конечно, к осени стало немного лучше, чем в самом начале пандемии. Больницы стали работать почти в прежнем режиме, что не могло не радовать стариков. Некоторые кружки и секции снова стали проводить занятия офф-лайн, то есть лично. В частности, Школа Искусств, где занимались Коля и Даша, разрешила проводить уроки, но, конечно, только с соблюдением санитарных норм. Так что Ярослав мог опять играть на гармошке, пусть и приходилось это делать в медицинской маске – для безопасности своей и детей.
А вот Михаилу Петровичу не так повезло. Техникум, как и большая часть школ и высших учебных заведений, остался на дистанционке. Так что весь «путь на работу» для Михаила заключался в двадцати шагах от кухни до гостиной, где стоял компьютерный стол с веб-камерой. Этого, разумеется, было недостаточно для нормального функционирования организма. И зарядка не заменяла долгих спокойных прогулок, которые стали даваться через боль. Замкнутый круг: чем меньше ходишь, тем больше болит колено; чем больше болит колено, тем меньше хочется ходить; а чем меньше ходишь…
Ярослав Александрович внимательно посмотрел на любимого, готовый в любой момент прийти на помощь или отменить прогулку с детьми. Но Михаил лишь коротко качнул головой, что означало, что всё в пределах нормы, и он скоро придет в себя. Можно не менять планы.
– Не исцарапает, Орион добрый! – возмутился Николай и одернул куртку. – Всё, я пошел. Даша пока оденется, Новый год уже наступит!
Мальчик открыл дверь и попрыгал по ступенькам вниз, игнорируя лифт.
– Эх, вот бы мне его энергию и прыть, – завистливо вздохнул Михаил Петрович, проводив крестного внука взглядом, и повернулся к одевающейся Даше: она уже закончила с курткой и теперь возилась с перчатками. – А ты и правда боишься Ориона?
– Угу, – буркнула девочка, стягивая непослушный аксессуар, потому что все пальцы перепутались в «домиках».
– Я видел, как ты гладила овчарку, а она была больше и страшнее, чем Орион, – удивился Ярослав, присел перед внучкой и помог расселить пальчики в нужные домики. Перчатки были побеждены.
– Собаки не страшные, – Даша уверенно произнесла «р». После нескольких занятий с логопедом, на которых настояла Ирина, речь Даши стала чистой и четкой для её четырех лет. – У них по глазам понятно, чего они хотят. Поиграть или чтобы их не трогали. А Орион… И не кот вовсе. Он какое-то чудище. Вот все его гладят, любят, и ему от этого хорошо. А Коля потом вредный, может весь день на меня обзываться…
Даша не обратила внимания, как дедушки вопросительно переглянулись.
– А еще у котов усы слишком длинные и колючие, – добавила она и, взяв своего зайца для прогулок, уверенно пошла к входной двери.
– Жаль, что у нас нет никаких питомцев, – сказал Михаил, нажав на кнопку вызова лифта. – Так бы нам вся эта пандемия была ни по чем. Ведь выгуливать собак разрешено в любое время.
– Скучаешь по Эдисону? – спросил Слава, незаметно поправив капюшон на куртке Даши.
– А кто такой Эдисон? – заинтересовалась девочка.
– Ну, вообще-то, Томас Эдисон изобретатель, но у меня несколько лет назад была такса. Собака, которую звали Эдисон, – сказал Михаил Петрович, заходя в подъехавший лифт, лишь немного хромая. – Ты еще даже не родилась, когда Эдисон ушел от меня в собачий рай.
Сказать, что его четвероногий лучший друг умер, старик не мог до сих пор. Все же, когда проживешь с питомцем почти треть своей жизни, тяжело смириться с его потерей.
***
1994 г., зима
Одиночество выматывает.
После того, как Михаил порвал все контакты с ЛГБТ-сообществом, у него не осталось близких друзей, кроме Ярослава, у которого на первом месте была его семья, а не старый друг, и доктора Джонатана, которому он писал письма, продолжая терапию. Поэтому общения мужчине не хватало. Хотя, правильнее будет сказать, что как раз разговоров с людьми ему было с лихвой: как начальнику, ему приходилось постоянно с кем-то что-то обсуждать, объяснять, доказывать и рассказывать…
Но вот дома его никто не ждал. Это был не дом даже, а просто холодная пустая квартира, в которую с каждым днем возвращаться хотелось все меньше и меньше. Ничего не помогало отвлечься от осознания того, что ему судьбой предначертано одиночество. Тогда-то он и решил, что пора исполнять свои мечты, ведь никто, кроме него самого, о нем не позаботится. И первым делом Михаил завел собаку, которую хотел с детства.
Он мог бы купить щенка любой породы, как раз в начале девяностых
