Виктория Холт - Страстная Лилит
Лей улыбнулся, представив себя выросшим и таким большим, как его приятель. Он собирался делать все, что делал приятель, и решил он это уже давно.
– Скажи мне, что я должен буду делать, – попросил Лей, притворяясь, что не знает, а самому просто хотелось снова услышать все об этом.
Он должен будет поддерживать шлейф Аманды. Это не трудно. Он видел этот шлейф и потрогал его, он мягкий и красивый.
Лилит разговаривала с ним, поглядывая на его оживленное лицо. Как он красив! В нем осуществляются все ее мечты!
Теперь вот он будет пажом на свадьбе, а когда они вернутся в лондонский дом, он станет как бы сыном владельцев этого дома. Все получается так, как она рассчитала. Сперва она смущалась, когда доктор начал посещать загородный дом, и избегала его. Но его обращение с ней ничуть не изменилось; или все же он иногда непривычно взглядывал на нее, как будто он ей не доверял, как будто она была ему неприятна?
Но что касается мальчика, то он свое обещание сдержал, и сдержал неплохо. Он любил Лея; а что касается Лея, то никем он так не восхищался, как доктором.
Как бы со стороны услышала она свои слова:
– А потом, когда заиграет орган, ты выйдешь следом за Ман из церкви.
– Мама, а приятель – жених?
– Да, да, он жених.
– Когда-нибудь я тоже буду женихом... когда я буду такой большой, как приятель. – Он рассмеялся и покивал розовощекому и черноглазому мальчику в зеркале.
– Ты будешь женихом, – пообещала она. – Только надо подождать, пока ты станешь таким большим, как твой друг.
Лилит, смотревшей со своей скамьи на пару у алтаря, казалось, что в церкви душно. Там стоял ее малыш, а рядом с ним другой, дальний родственник жениха. Лилит не вслушивалась в слова священника, она не спускала глаз с сына, стоявшего рядом с тем, другим мальчиком, родившимся в почтенной семье.
Лей был не хуже их всех. О, как ей повезло! И какая она ловкая! Оглядываясь назад на свою жизнь, она вспоминала лишь об одной неудаче, но не сожалела о ней, так как она помогла ей понять, что она должна сделать для своего сына.
Аманда выглядела прелестно в белом атласном платье, на котором была тысяча складочек и рюшек, и в кружевной фате, в которой много лет тому назад венчалась мать Хескета. Не было сомнений, что Аманда вновь оказалась в подобающем ей благородном обществе. В этом не было ничего удивительного; удивительным было то, что туда за ней последовал сын Лилит.
Лилит считала, что в этот день она должна быть счастлива не меньше новобрачных, потому что их свадьба стала ее триумфом, олицетворением ее способностей и успеха.
Была и еще одна причина для ее счастья. Вернулся Фрит. Лишь накануне Аманда сказала Лилит, что он должен быть шафером Хескета.
– Я все раздумывала, сказать тебе об этом, Лилит, или нет. Решила, что лучше тебя предупредить. В противном случае это могло бы быть потрясением. Он придет утром в день свадьбы.
Лилит ответила:
– Потрясением! О нет. С этим давно покончено.
Да так оно и есть, горячо убеждала она себя и, тем не менее, понимала, что чувствовала себя счастливой отчасти и из-за Фрита.
Она наблюдала за ними – за Фритом, шафером и доктором Мартином, старинным приятелем матери Хескета, выполнявшим на свадьбе роль посаженного отца невесты; наблюдала за матерью Хескета, за самими Хескетом и Амандой. С ними был и Лей... ее мальчик... ее любимый сын. Он был одним из них.
* * *Аманда была в восторженно-возбужденном состоянии, когда стояла возле алтаря и Хескет держал ее за руку. Казалось, все ее печали кончились.
– Согласна, – сказала она, и Хескет легко надел ей на палец кольцо. «Мы будем счастливы, – думала она. – Ничто не стоит теперь между нами и счастьем. Мы вернемся в этот дом, и все будет по-моему. Если хоть какая-то память о Белле будет преследовать его, я справлюсь с ней. Отныне это будет наш дом».
Она почувствовала, что Лей потянул ее за шлейф, и замедлила шаг, чтобы он поспевал за ней. Она не смогла удержаться и оглянулась на него, на его зардевшееся личико и лучистые глаза; невольно она улыбнулась той непреклонной сосредоточенности, с которой он исполнял обязанности пажа на ее свадьбе.
* * *Хескет думал: «Все будет хорошо. Не о чем волноваться; дом станет совсем другим, когда она будет там со мной. Будет новая прислуга, да и вся атмосфера станет другой. Мне не в чем себя упрекать. Разве она не сказала, что устала от жизни? Она стремилась освободиться. Она хотела умереть».
Как он счастлив теперь, после года ожидания. Казалось, что этот год никогда не кончится. Временами он подумывал предложить Аманде обвенчаться с ним тайно или уехать куда-нибудь вместе до того времени, когда можно будет, не нарушив приличий, вернуться жить в этом доме.
Сколько раз принимал он решение продать этот дом! Сколько раз, окончив работу в комнатах нижнего этажа и дождавшись, когда уйдет приходившая убирать женщина, не мог удержаться, чтобы не подняться по лестнице к ее комнате! Сколько раз стоял он у двери... глядя на зачехленную мебель, на кровать, на которой она умерла, но которая иногда, в его воображении, принимала под покрывалом страшные очертания, как будто она лежит там и даже шевелится?
Он страстно желал продать этот дом, начисто порвать с ним; но его не покидала мысль, что поступить так значило бы признать собственную слабость. Если он поступил правильно, то ему нечего бояться; а если ему нечего бояться, то почему бы не отделаться от этого страха? Нет. Он был полон решимости жить в этом доме, привезти сюда Аманду. Он не позволит Белле прогнать себя, как будто он человек, мучимый нечистой совестью.
Он надел кольцо на палец Аманде. Какая она хрупкая! Какая молодая и нежная!
«Я поступил правильно», – убеждал он себя вновь и вновь.
* * *Аманда разрезала торт в холле, красиво убранном цветами по случаю торжества.
Хескет увидел стоящих рядом Лилит и Фрита. «Найдутся люди, – подумал он, – которые назвали бы нас, Лилит и меня, преступниками. Странные преступники! Разве я убийца? Разве она шантажистка? Подобные преступления ужасны – но какое отношение имеют они к нам, разве мы не правы, разве мы жестоки? Она преданно любит своего сына. Это хорошо! Она так его любит и так сама настрадалась, что готова пойти на преступление, чтобы он не страдал. Я клянусь... я клянусь, то, что я сделал, я сделал ради Беллы, а не ради Аманды».
Лей тянул его за штанину.
– Приятель, я собираюсь когда-нибудь быть женихом.
– Правда, мальчик?
– Да, приятель. Хотя мне и придется ждать. Мама говорит, что мне придется подождать, пока я не стану таким большим, как вы.
Хескет нежно погладил его по голове.
Шантаж? Разве можно назвать ее поступок этим безобразным словом? Он любил этого мальчика, почти как собственного сына. Убийство – шантаж. Шантаж – убийство. Нет. Хватит глупить.
