Виктория Холт - Страстная Лилит
– Я видела малышей, которые спали после успокоительных капель Годфри. Всегда было видно, что это за сон. Да и запах тоже. Это было какое-то лекарство. А один раз я видела малютку, которому дали слишком большую дозу. Он был мертвый. Я помню, как он выглядел... какого был цвета... и этот запах. Я всегда помнила запах. Я его вспомнила, когда была в комнате вашей жены вчера вечером.
– Вы правильно поступили, придя ко мне, Лилит, – сказал он. – И по поводу лекарства вы правы. Моя жена принимала лекарства. Ей был необходим сон. Очень необходим. А умерла она от осложнений, вызванных гиперемией легких, повлекшей за собой остановку сердца.
Лилит была обескуражена. Он говорил так убедительно. Он никогда не простит ей этого. Она сваляла дурака, под благовидным предлогом он ее уволит, и она никогда не добьется для Лея того, чего хотела. Возможно, он прав. Теперь Лилит осознала, что придумала все на основе догадок, на своем понимании человеческой природы, на том, что она узнала о его чувствах к Аманде. Она должна сделать еще шаг, собраться с духом и сделать, потому что зашла слишком далеко и отступать нельзя.
– Ну, ведь все выяснится, что это было, при вскрытии, верно, сэр?
– При вскрытии? – удивился он. – Никакого вскрытия не будет. – Теперь тон его стал оборонительным. Она была права; теперь она была в этом уверена.
Он продолжал:
– Абсолютно ясно, отчего умерла моя жена.
– Они вам на слово поверят?
– Несколько моих приятелей видели ее, осматривали, старались лечить, как могли. И другие подтвердят, что она умерла естественной смертью... можно сказать, что на самом деле ее смерть не была неожиданностью.
– Но, – лукаво сказала Лилит, – если вскрытие все же будет... я помню, что говорили о том малыше. Говорили, что он умер от слишком большой дозы. Ну, мать его не понимала. Она просто хотела, чтобы он не плакал. Она не понимала, что это была большая доза. С врачом ведь не так. Он бы понимал...
– Куда вы клоните? – резко спросил он.
Лилит всегда помнила Джоза Полгарда и то, сколько пользы извлекла она из встречи с ним. От этой встречи тоже будет польза.
– Я думаю, что вы дали своей жене слишком большую дозу лекарства, потому что, ну... возможно, потому что вам не хотелось видеть, что она страдает, и, возможно, потому...
– Как вы смеете? – воскликнул он. – Как вы смеете говорить подобное?
– Потому что это правда, – ответила она. И она знала, что так оно и было, так как он выдал себя.
– Вы соберете свои вещи и немедленно покинете этот дом.
– Нет, – сказала она. – Нет. Послушайте меня. Вы должны выслушать меня. Я считаю, что вы поступили правильно. Мне ничего не надо... для меня. Правильно, что вы так поступили. Нельзя было позволять ей страдать... и вам страдать... и Аманде страдать. Она была бесполезным человеком... ни себе, ни людям. Я знаю, что вы хороший человек... подходящий человек для Аманды... И я знаю, почему вы это сделали. Но ведь сделали же. И если мне придется оставить этот дом и уехать, то я до отъезда кому-нибудь расскажу. Тогда они ее вскроют и разузнают, верно? Я этого не хочу. Это было бы во вред Аманде. Я Аманду люблю... после Лея я ее люблю сильнее всех на свете. Я не хочу ее обижать. Я хочу ей счастья. Для себя я ни о чем не прошу. Только для моего мальчика. Я хочу, чтобы он всегда жил в этом доме... не как сын служанки... но просто как будто он ваш мальчик. Только этого я и хочу. Я хочу, чтобы он был воспитан с детьми, которые будут у вас с Амандой. И я хочу жить здесь с ним. Я кузина Аманды и ее золовка. Я могла бы быть экономкой... компаньонкой... родственницей Аманды. Вы понимаете, что я имею в виду. Я не хочу, чтобы он рос, сознавая, что его мать – служанка, и я хочу, чтобы он был образованным. Это все ради него, как вы понимаете. Я хочу, чтобы он был образованным, как джентльмен... так, чтобы никто не увидел разницы.
– Думаю, – сказал доктор, – что у вас легкий приступ истерии. Присядьте и постарайтесь успокоиться.
Лилит села и поглядела в его глаза своим искрометным взглядом.
– Вы переутомились, – продолжал он. – Вы хорошая мать, и мальчику в каком-то смысле повезло. Я полагаю, что вы из-за него очень волновались. Вы повидали нищету и горите желанием, чтобы он ее избежал. Это достойно похвалы, думается.
Он смотрел куда-то поверх ее головы, и его лицо было мертвенно бледным. Она не могла не восхищаться им и завидовала его выдержке.
– Надеюсь, – сказал он, – что вы никогда и слова не скажете миссис Треморни об этих смехотворных обвинениях.
– Я ничего не говорила, – пробормотала она. – И я никогда ничего не скажу... если вы сделаете так, как я говорю.
Он поднял руку, чтобы она молчала.
– Вы волнуетесь из-за мальчика. Не думайте, что мне это непонятно. Вы считаете, что он достоин того, чтобы получить образование и воспитываться в благополучной семье. Мне и самому приходило это в голову.
Лилит кивнула, и ее сердце наполнилось вдруг ликованием и восхищением этим человеком, потому что она поняла, как он собирается разрешить создавшееся положение.
– Как вам известно, мы с ним стали друзьями. Я частенько думал, что бы я мог для него сделать. Имейте в виду, что ваша абсурдная выходка заставила меня усомниться в том, что вы подходите на роль опекуна над этим мальчиком.
Ее глаза сверкнули.
– Никто, кроме меня, не будет его опекуном.
– Это естественное материнское чувство, и я знаю, что вы самая хорошая мать. Я намеревался позднее сделать вам предложение в том смысле, чтобы помочь мальчику получить образование. Она спросила тихо:
– Позволить ему жить в этом доме! Воспитать его как одного из собственных детей!
– Полагаю, что до этого могло бы дойти. Я, однако, думаю, что должен вас уволить в силу вашего возмутительного поведения.
– Надеюсь, вы этого не сделаете, – робко сказала она, но взгляд Лилит при этом был угрожающим, противореча ее тону.
– Мне не хочется поступать так. Я знаю, что вы сделали для миссис Треморни и что вы значите друг для друга. Мальчик является ее крестником. Это само по себе заставило бы меня желать сделать для него все возможное.
Лилит кивнула. Она победила. Чтобы он там ни говорил, она своего добилась.
– Должен вам сказать, – продолжил он, – что если я когда-нибудь еще раз услышу эти смехотворные выдумки или до моих ушей дойдет, что такие разговоры велись, то я немедленно заподозрю и обвиню вас, ибо я уверен, что никого, кроме вас, нельзя будет обвинить в подобном искажении истины. Тогда вы сразу же покинете мой дом. Если вы пожелаете взять мальчика с собой, то это будет ваше дело. Если бы вы его оставили, то могли бы быть уверены, что я о нем позабочусь.
Лилит сказала:
– Я никогда не шепну ни словечка про это. Клянусь. И он будет здесь, и я буду с ним, и у него будет все... как если бы он был вашим собственным сыном.
