Роузи Томас - Кашемировая шаль
— Нерис, ты выйдешь за меня? Я хочу, чтобы ты осталась со мной.
Она позволила его словам течь по ней подобно кашмирскому меду. Но потом она выпрямилась и посмотрела ему в глаза:
— Я уже замужем. Мы пытались сделать вид, что это не так. Я так не могу, вот и все.
Райнер попытался убедить ее:
— Разведись с ним. Если мы не сможем пожениться, давай просто убежим и будем жить вместе. Ты не та женщина, которая будет цепляться за условности, которую можно запугать или заставить делать что-то, чего она не хочет. Я точно это знаю.
И эти слова доказывали, что он совершенно не знает ее. В кармане у Нерис лежало письмо от Эвана, в котором он детально описывал свою работу и поездки и просил ее узнать о возможности открыть в Кашмире новые миссии. В основном он жаловался и делился своими страхами и сомнениями. Типичный Эван. На самом деле она была женщиной, цепляющейся за условности, потому что этими условностями были обязательства, которые она взяла на себя и должна была выполнить. И только теперь, когда ей представилась возможность уйти от ответственности, она поняла, насколько отдана своим убеждениям и идеалам. Внутри все похолодело. Она чувствовала и радость, и страх, и неуверенность — впервые ей нужно было самостоятельно принять самое сложное в ее жизни решение.
— Нет, — ответила Нерис. — Эван приедет в конце недели. Он откроет миссию в Кашмире, и я буду помогать ему.
Райнер с недоверием посмотрел на нее. Она опустила глаза, потом ее взгляд остановился на его губах. Сейчас она больше всего на свете хотела, чтобы он поцеловал ее.
— Не жертвуй своим счастьем ради другого человека. Это твоя жизнь.
Нерис едва сдерживала слезы, но внезапно разозлилась на Райнера. Сомнения, которые терзали ее несколько недель подряд, развеялись. Не важно, что ждало ее в будущем, она будет жить согласно своим принципам, а не по правилам Райнера Стамма.
— Вот именно, это моя жизнь! Не будь таким высокомерным.
Через озеро к ним плыла моторная лодка, оставляя за собой серебристый след. «Может, это Рави Сингх?» — подумала она.
— Я люблю тебя, — тихо сказал Райнер.
Раньше он никогда не говорил ей таких слов. Она постаралась ответить, даже несколько раз произнесла свой ответ про себя: «Я люблю тебя», «Я очень люблю тебя», «Я всегда буду любить тебя». Но вслух ничего не сказала. Громко пели птицы, оглушительно стрекотали кузнечики. Тишина между ними сочилась кровью. В следующую секунду рана закрылась, они стали чужими людьми.
— Я завтра уезжаю из Шринагара, — предупредил он.
Она подняла голову.
— Ты думаешь, я поеду с тобой.
Их глаза встретились.
— Я надеюсь на это.
— Мне очень жаль. — Она внимательно посмотрела на него.
Выражение его лица переменилось. За считаные секунды он превратился в другого человека. Он улыбнулся ей улыбкой профессионального фокусника, который отвлекает внимание зрителя.
— Как жаль! Но почему ты грустишь? Жизнь создана для удовольствий. Мы должны радоваться каждому дню, а если нет, то… — Он пожал плечами и фыркнул.
Его отстраненность, чуждость отозвались болью в сердце. Она никогда не видела его таким. Райнер встал и подал ей руку.
— Пойдем. Давай прогуляемся. Сегодня великолепный день.
Они спустились по длинной лестнице и пересекли террасы с фонтанами и водными каналами. На самом нижнем уровне садов большие клумбы пламенели алыми тюльпанами. Нерис показалось, что это лужи крови. За стенами сада они с большим трудом пробрались через толпу нищих, торговцев мелочевкой и разносчиков чая. Нерис почувствовала, что ее утомляет осознание необходимости бороться в Индии просто за существование.
«Я хочу домой», — подумала она. Она скучала по Уэльсу, по родным местам, по своему народу и зеленой долине, украшенной резьбой рек и ручьев. На пристани их ждала золотистая шикара, лодочник помог Нерис забраться в лодку и проследил за тем, чтобы она с комфортом разместилась на подушках. Райнер не сел рядом, он выбрал место на носу лодки.
— Я хочу видеть тебя, — пояснил он.
Солнце опустилось ниже. Цвет неба сменился на золотой. Когда они выплыли на середину реки, где уже начинал подниматься туман, Райнер взял со дна лодки запасное весло, внимательно посмотрел на лопатку в виде листа сердечком и приставил ее к груди.
Шикара быстро довезла их до «Эдемских садов». Никого не было дома, но на кухонной лодке горел свет. Райнер встал, балансируя, чтобы удержать равновесие на легких волнах озера, и помог Нерис выбраться из лодки. Затем он отпустил ее руку.
— Доброй ночи, — сказал он.
— Доброй ночи, Райнер. Безопасного тебе путешествия. Куда бы ты ни направлялся.
Она осталась стоять на веранде под резными балками. Шикара быстро удалялась и вскоре растворилась в дымке. Райнер продолжал стоять на носу лодки. Она навсегда запомнит его образ. Его тень скользила по воде, в руке он держал весло.
— Добрый вечер, мадам.
Нерис обернулась. Приветственно сложив руки, в передней стоял Маджид в белой тунике.
— Маджид, где миссис МакМинн?
— Думаю, в клубе.
— А ребенок?
— Девочка со мной.
Когда Захра проснулась, Нерис покормила ее, выкупала и завернула в чистую пеленку. Ручки и ножки девочки стали пухленькими, на них появились ямочки. Стемнело. Прижав ребенка к груди, Нерис стояла на веранде. Иногда она прижимала губы к темным волосикам Захры.
Выбираясь из лодки, Миртл споткнулась и едва не упала в воду.
— Черт возьми, это были мои последние приличные чулки! — воскликнула она.
Нерис подала ей руку и попыталась усадить на стул, но Миртл вырвалась и шаткой походкой направилась к дивану.
— Ой, моя голова! — Она помассировала лоб. — Мой несчастный мозг!
— Тебе принести воды?
— Ты слышала новости?
Нерис затаила дыхание.
— Бедного мальчика зарезали ножом. Нашли тело в переулке возле базара.
Нерис еще не успела задать вопрос, как Миртл уточнила:
— Это был мусульманин.
Значит, это новый виток религиозной вражды: часто индуисты нападали на мусульман, мусульмане мстили за своих единоверцев. Это был уродливый шрам на гладкой коже Кашмира.
— Начались беспорядки, — сказала Миртл. — В клубе всем посоветовали возвратиться домой и не выходить на улицу до утра. Иначе я бы до сих пор сидела в клубе.
Нерис, слушая Миртл, казалось, слышала шум толпы, звуки ударов палками и свист летящих камней.
— Я больше не понимаю Индию. Мне известен только этот мир, но я больше не узнаю страну, в которой выросла. Я не понимаю мой прекрасный Кашмир. Они хотят, чтобы мы ушли, — мы уйдем, но что они станут делать потом? Везде будут только кровь и разрушения.
