Любовь & Война - Мелисса де ла Круз
– У тебя будет семья мужа.
– У него мало родственников, да и с теми, которые есть, он не поддерживает теплых отношений. Нет, мне придется обзавестись какими-нибудь потрясающими друзьями, иначе мы с мужем окажемся в собственном маленьком мирке, – сказала Анжелика с улыбкой. – Пока вы с Гамильтоном будете создавать огромный.
– Если он вообще придет домой! – Элиза все-таки не смогла сдержать своего негодования. – Уже почти десять! Боюсь, скоро гости начнут расходиться, раз уж хозяин дома не соизволил выйти к ним.
И словно по сигналу, раздался звук открывающейся входной двери. Элиза с улыбкой обернулась, но лишь затем, чтобы услышать произнесенное резким голосом:
– Да будет тебе, парень, я сам себя представлю.
Голос казался знакомым, но Элизе никак не удавалось вспомнить его владельца. Она изобразила свою самую любезную улыбку, которая тут же застыла на ее лице, стоило ей разглядеть тучного мужчину, на ходу расстегивающего отлично сшитый, но заметно испачканный сюртук, под которым мелькал броский, но еще более неряшливый золотой жилет.
– Ну, будь здорова, Лиззи, – выдал губернатор Джордж Клинтон, самодовольно причмокнув сальными, словно он прямо в экипаже обглодал ножку цыпленка, губами. – Могу поспорить, ты не ожидала увидеть меня вместо своего неотесанного муженька. Но после того непотребства, что он устроил сегодня в суде, я буду крайне удивлен, если он вообще когда-нибудь покажется на люди.
28. Мистер и миссис Александр Гамильтон
Городской дом Гамильтонов
Нью-Йорк, штат Нью-Йорк
Апрель 1784 года
Алекс несся по Уолл-стрит, и полы адвокатской мантии взлетали за его спиной, словно черные крылья.
Когда судья Смитсон огласил свой вердикт, в зале началось столпотворение. Заключительные речи Алекса и Берра, похоже, поделили зал на две равные части – насмешников, готовых освистать истицу, и доброжелателей, приветствующих и подбадривающих ее.
Алекс повернулся к Кэролайн, чтобы посмотреть на ее реакцию. Она заметно дрожала, и по щекам ее текли слезы. Ее пальцы сжали его мантию с такой силой, словно от этого зависела ее жизнь.
– Поверить не могу.
Он вздохнул.
– Я сделал все, что мог.
Она кивнула, но, очевидно, не решилась снова заговорить. А затем и вовсе потеряла сознание.
Потребовалось около получаса, чтобы очистить зал, и к этому времени Кэролайн очнулась, но все еще была не в себе. Ее нельзя было оставлять одну. Алекс не знал, что предпринять. Ее дом был приблизительно в полумиле отсюда. Неужели ему придется нести ее по улицам?
Передняя дверь зала заседаний открылась, и вошел Аарон Берр. Алекс быстро поднялся и поспешил ему навстречу, не позволяя приблизиться к Кэролайн.
– Мистер Берр, – тихо сказал он, – суд окончен, и, как вы могли заметить, для моей клиентки он стал нелегким испытанием. Я бы хотел попросить вас не наносить ее психике большего ущерба, чем вы уже причинили.
Берр выслушал его в молчании. А затем сказал:
– Я просто хотел сообщить вам, что велел своему кучеру доставить вас с миссис Чайлдресс туда, куда вам будет угодно. Она, очевидно, слишком слаба, чтобы добраться до дома пешком.
Алекс от удивления открыл рот.
– О, понятно. Я, да, теперь я чувствую себя ужасно.
Берр скупо улыбнулся ему.
– Если вам от этого станет легче, я тоже. – Он кивнул на Кэролайн позади них. – Закон порой бывает весьма суров, и вашей клиентке повезло, что у нее были вы, чтобы защитить от самых страшных из его ударов. – Он протянул руку. – Доброго вам вечера, мистер Гамильтон. Не сомневаюсь, что мы еще не раз выступим по разные стороны баррикад, причем в самом ближайшем времени, но нет причин превращать это в личную вражду.
Алекс пожал руку Берру.
– Это, пожалуй, первое ваше утверждение за три дня, с которым я могу согласиться.
Берр, откинув голову назад, расхохотался.
– Туше, – сказал он и, кивнув Кэролайн, которая обернулась и теперь озадаченно смотрела на двух мужчин, покинул зал суда.
Алекс вывел Кэролайн из здания суда, проводил вниз по ступенькам и помог устроиться в удобном экипаже Берра. Бурлящая, шумная толпа, собранная Берром, теперь, когда представление было окончено, разошлась, и Алекс порадовался, что никто из особо скандальных не задержался, чтобы еще раз насыпать соли на раны Кэролайн.
От тряски экипажа на каменной мостовой Уолл-стрит у Кэролайн, похоже, разболелась голова, и всю дорогу она ехала в молчании, крепко зажмурившись и прижав ладонь ко лбу. У здания пивной она достаточно оправилась, чтобы пересечь общий зал на первом этаже без посторонней помощи, но это усилие, похоже, оказалось последней каплей, и на лестнице Алексу снова пришлось помогать ей. Он устроил ее в кресле и накинул плед на колени, а затем повернулся к камину и разжег огонь поярче. Приготовив последнее полено, он услышал ее голос за спиной.
– О, но дрова нынче так дороги.
Полено он все же закинул.
– Все в порядке, Кэролайн. Вы можете себе это позволить.
У нее вырвался слабый смешок.
– Полагаю, теперь да. – Она вздохнула. – Мне стыдно за то, что я так на все реагирую. Это проявление слабости.
– Вам нечего стыдиться, – заверил ее Алекс. – Вы так долго несли на своих плечах тяжелый груз, что он, похоже, стал частью вас. Но теперь его больше нет, и более чем естественно то, что вы не сразу привыкнете к его отсутствию.
– Я не знаю, смогу ли я снова стать такой, как раньше. Этот суд – сколько яда! Не понимаю, как столь разрозненная страна сможет выстоять?
– Мы выстоим, только если научимся принимать и даже ценить особенности друг друга, вместо того чтобы позволять им разделять нас. Только в детских мечтах все друг с другом постоянно соглашаются, но насколько лучше жить в стране, где каждый свободен думать не так, как его соседи или даже правительство, не рискуя жизнью и здоровьем.
Она с сомнением посмотрела на него.
– Ваши слова звучат так, словно вы все еще выступаете в суде.
Он положил свою руку поверх ее.
– Посмотрите, к примеру, на меня. Мы с вашим мужем воевали на разных сторонах. Я терял солдат,
