Любовь & Война - Мелисса де ла Круз
Элиза отправила в парадную гостиную Анжелику, чтобы не казалось, что она напрашивается на комплименты, но и в средней гостиной, и в столовой она слышала восторженные ахи и вздохи. К счастью, сегодня она нанесла официальный макияж, и ее лицо было царственно безмятежным под слоем серебристо-белой пудры, дополнением к которой были лишь алая помада и темная тушь. Однако под этой маской ее лицо пламенело.
Но люди не ходят на вечеринки, чтобы посмотреть на убранство комнат. Все приходят ради угощения. И тут Ровена не посрамила Элизу. Она использовала все свои связи, чтобы достать самые свежие и сочные куски говядины, свинины, баранины, индейки и утки. На столе мяса было больше, чем в парижской мясной лавке: колбаски и шницели, ребра и стейки, мясо тушеное и заливное, и, помимо всего этого, огромный кусок копченой медвежатины – да, медвежатины! – висящий на вертеле, с которого лакей срезал полупрозрачные ломтики огромным, как меч, ножом. Само мясо, по мнению Ровены, было слегка безвкусным (Элиза его пробовать отказалась), но фактор новизны сработал на все сто процентов. Полдюжины соусов и желе были поданы к мясу, от коричневого лукового соуса, такого густого, что его хотелось есть как суп, до сливочного соуса с хреном, такого острого, что на глаза наворачивались слезы. Прошлогодние тыквы и картофель по-прежнему оставались единственными доступными овощами – жареные ломтики тыквы, от светло-желтых до ярко-оранжевых, и картофель в специях подавались с яблочным соусом, сдобренным корицей и мускатным орехом. И все же Элизе пришлось признаться, пусть всего лишь самой себе, что главным блюдом на столе стал латук Джейн Бикман. В какой-то момент она своими глазами увидела, как Джон Ван Шейк восьмидесяти четырех лет оттолкнул Ральфа Эрла, чтобы ухватить с тарелки последние несколько листиков.
– Я старик, юноша, – произнес он, но лишь отчасти в шутку. – Если я не съем этот, до следующего могу не дожить.
– Не беспокойтесь, – сказала Элиза. – В кухне еще двенадцать голов. Латука, – добавила она, когда ван Шейк непонимающе посмотрел на нее. – Голов. Этого. Латука.
Присутствие серого кардинала вроде Джона ван Шейка – человека, чей дом на острове Кохос когда-то был столицей штата Нью-Йорк, – не говоря уже о четырех дюжинах других гостей, стало свидетельством успешной работы Саймона, а также растущего интереса к хозяину и хозяйке дома. Сын Ровены сменил (с радостью) ливрею лакея на одежду попроще, оседлал наемную лошадь и проскакал добрые две сотни миль за последнюю неделю, доставляя приглашения во все концы Манхэттена и за его пределы. Он добрался до Моррисании и поместья Кортландов она севере, по пути заглянув в Инкленберг, чтобы пригласить семейство Мюррей, и в Маунт Плезант, передав приглашение Бикманам.
Благодарение небесам, Резерфорды все еще были в городе – на то, чтобы пересечь Гудзон и добраться до западной границы Нью-Джерси, потребовалось бы не менее трех дней. Но все, кто хоть что-то из себя представлял, приглашение приняли и не преминули прийти. От Джона и Элен Резерфордов до Джеймса и Джейн Бикман, от Линдли Мюррея и Говернера Морриса до Джона и Сары Джей, от Уильяма и Элизабет Баярд до Пьера ван Кортланда, а с ними и Дуэйны, Риды, Веси, Бревурты, Пеки, Уикоффы, ван Дьюзены и, конечно, ван Ренсселеры и Ливингстоны, которых, как всегда, было с избытком.
Даже старый Петер Стёйвесант соизволил явиться. Он использовал свою трость, чтобы расчистить путь к большой желтой софе, стуча деревянной ногой с такой силой, что чуть не трескался паркет, и уселся строго посередине, заявив одному из двух нанятых лакеев, что тот должен прислуживать исключительно ему. В течение первого часа все слишком робели, чтобы садиться рядом с ним, пока, наконец, Анжелика не устроилась рядом, почти задушив старика своими юбками, а затем, к ужасу (и удовольствию) Элизы, сунув ему на руки крошку Филиппа – и оставив его там.
– Ты! Просто! Ужасна! – шепнула Элиза, когда Анжелика подбежала к ней.
– Просто подожди, – ответила Анжелика. – Филли может растопить даже сердце самого злобного, самого спесивого голландца во всех Старых и Новых Нидерландах. Через пять минут старый Пит Деревянная Нога будет качать его на колене.
– На целом колене, я надеюсь, – вставила Элиза. – Иначе у бедняжки Филли появятся синяки на попке!
Да, все шло идеально. За исключением отсутствия Алекса.
Перенос даты заседания по делу миссис Чайлдресс стал жестокой шуткой судьбы, но даже так суд почти всегда заканчивал работу к пяти часам и никогда не заседал после шести. Однако на часах было полседьмого, а от него все еще ни слуху ни духу. Элиза даже послала Саймона к зданию суда в семь, чтобы узнать, что происходит, но он вернулся с докладом, что здание заперто, и там нет ни следа Алекса.
– А были какие-нибудь слухи о самом заседании? Там в любом случае должна была остаться охрана, которую можно расспросить.
«Неужели оно уже закончилось?» – задалась она вопросом. Алекс рассказал ей о его длинном списке свидетелей. Вряд ли он успел бы представить их так быстро, правда? И если заседание окончено, то выиграл Алекс или проиграл? Она молилась о том, чтобы он хоть что-то получил, потому что вечеринка исчерпала до дна кредит, предоставляемый под имена Скайлер и Гамильтон. Доев остатки пиршества, они будут питаться воздухом до тех пор, пока не появится хоть какая-то наличность.
– Я и спросил одного из мужчин в мундире, что говорят о деле миссис Чайлдресс, но он высмеял меня, сказав, что я слишком мал, чтобы охотиться на вдовушек. Я даже заглянул по пути в дом Берров, притворившись, что ищу работу, но слуга сказал мне, что хозяин еще не вернулся, а хозяйка не нанимает детей младше восемнадцати.
Элиза потрясенно покачала головой – но тут же замерла, чтобы не трясти свой высокий парик слишком сильно. Вот у них снова званый ужин, и Алекс снова опаздывает! Становилось ясно, что жена далеко не в первых строчках его перегруженного расписания. Но если она позволит этим мыслям поглотить ее, то начнет кричать. Самым спокойным тоном, который ей удался, она произнесла:
– Спасибо, Саймон. А теперь ступай
