Ширин Мелек - Кёсем-султан. Дорога к власти
Все те, кто был когда-то дорог, давно уже там, наверху, в чертогах Аллаха. И лишь она, Джанбал, да еще Джанбек, до сих пор видят небо у себя над головой, а не под ногами. Зачем, спрашивается? Молодежь – она куда проворней, да и разума любому из клана Крылатых не занимать. Пора, пора бы уже Азраилу прийти да взмахнуть мечом, ан не торопится темный ангел, загулял где-то, ох, загулял!
Джанбал почти помимо воли фыркнула, затем потянулась за платком – тоненькая ниточка слюны пролилась на подбородок. Увы, старость не щадит никого. Но сама мысль о загулявшем ангеле, перебравшем хмельного, запретного на небесах вина, повеселила изрядно. И чалма у него небось на одно ухо сползла, и меч он где-то потерял, а теперь бегает да ищет!
Нехорошие мысли, грешные. Когда Джанбал попадет на суд Аллаха, ей каждую такую мыслишку припомнят, обязательно припомнят! Ну да Аллах всемилостив и милосерден, авось простит глупую старуху.
– Так что думаешь?
Темнота рядом с Джанбал всколыхнулась. В последнее время свет начал чересчур раздражать старческие глаза Джанбека и он предпочитал сидеть в глубокой тени. А самой Джанбал без хотя бы маленького огонька в плошке даже не спалось. Эх, старость-старость…
– Она неплоха, – наконец произнес Джанбек. – Нашему удальцу подходит.
«Лучше, чем Марты», – повисло в воздухе невысказанное. И, отвечая на невысказанное, Джанбал устало произнесла:
– Ну, «подходит» – это еще не все…
«Должен же он был хоть на ком-то жениться!» – не прозвучало в комнате, и Джанбек протестующе мотнул головой, в который раз не желая с этим непроизнесенным утверждением соглашаться.
Старый спор, очень старый. Его в этой комнате вели с того самого мига, как Картал пришел к джан-патриархам и объявил, что берет в дом жену, дочь Махмуда Железного. Как залог примирения берет, как уплату долга – но, впрочем, не поперек воли самой девицы. О да. Это уж точно.
Эх, Марты-Марты, несчастная чайка, не ведавшая в жизни истинного счастья… А ведь столько усилий для этого положила. От них-то не укрылось…
Конечно, Картал с женой был бережен и нежен. Конечно, исполнял все заветы Аллаха, берег Марты, выполнял почти все ее просьбы и честно воспитывал их общих детей. Многие женщины сказали бы, что Марты несказанно повезло: живет – будто песню поет, а что песня невеселая, так это ничего, спроси хоть у тех, кто не поет, а хрипит, потому как не живет, а лямку тянет. Ну а Марты… что Марты? Всегда в тепле, всем обеспечена, муж бережет и лелеет, уважителен, незлобив… Что-что вы говорите, правоверные? Не любит свою жену? Ой, да проглотите такие нечестивые слова! Впрочем, может, и не любит. Но заботится же, а что для женщины, создания слабого, может быть важнее?
Джанбал точно знала: да, Картал свою жену не любит. И догадывалась, что для Марты это тоже не секрет. Долю свою Марты несла с достоинством, мужа любила, детей растила, к старшим Крылатым была почтительна, к младшим – ласкова. Но знала. Таких тайн мужчине от любящей его жены никак не утаить, а Марты… да, она своего мужа любила. Может, если не любила бы, легче б стало: стерпелись, подружились, шли бы себе по жизни, как близкие друг другу люди, но не возлюбленные… Увы, не сложилось. Всегда между ними невидимой тенью, тончайшей стеклянной занавесью стояла Кёсем-султан. Стояла, молчала, улыбалась загадочно – и не давала Марты приблизиться к мужу на тот самый последний волос, преодолеть который порой сложнее, чем моря-океаны переплыть и с армией собакоголовых людей сразиться.
Джанбек с самого начала был против этой свадьбы, а вот Джанбал, подумав, решение Картала поддержала всем сердцем. Чего греха таить, надеялась, что стерпится да слюбится, ну и дети клану никогда лишними не будут. И вот теперь придется ситуацию как-то разрешать. Пока, впрочем, это не горит. Кёсем, даром что султанша, ведет себя скромней скромницы и тише тихони, с Марты всегда говорит уважительно, от Картала держится как можно дальше. Но как носа на лице не утаить, так и страсти этих двоих не спрятать: в одной комнате сойдутся, взглядами обменяются – и все, тащите ведра, правоверные, тушите занавески, пожар занялся!
– Она не испортилась… там. – Джанбек неопределенно мотнул головой, но Джанбал была твердо убеждена: кивок этот получился именно в сторону Топкапы. Все-таки ее Бек умел проделывать такие штуки.
– Там невозможно не испортиться, – покачала головой Джанбал, – но ты прав: эта женщина почти не поддается влиянию. Удивительной целостности женщина. Столько лет провела в султанском гареме и не утратила до конца ни совести, ни своеобразной честности.
Бек усмехнулся и снова кивнул. Джанбал не видела в темноте усмешку брата, но почувствовала ее, просто кожей ощутила. Странная это все-таки вещь, Аллахом созданная, – связь близнецов. Наверняка у Догана с Карталом все так же, даже еще сильнее, все-таки оба мужчины, а у брата и сестры есть что друг от друга скрывать, даже когда они близнецы… Ах, где-то он сейчас, мужчина всей жизни Джанбал, на каких небесах, когда ее дождется?
– Скоро мы с ними увидимся. – Джанбек положил ей руку на плечо. Как всегда, почувствовал ее мысль, для этого слов не требовалось.
– Думаешь? – недоверчиво произнесла она. Вот уже сколько лет тщетны эти надежды…
– Точно знаю. Не спрашивай откуда.
Бал, конечно, и не собиралась спрашивать, всем сердцем ощутив: да, встрече быть. Скоро.
Увы, но даже это нынче не так уж и важно: они пока на земле, и они – джан-патриархи. Если проклятье кинжала вновь набрало силу, то следует немедленно известить Кёсем-султан обо всем. А там уж пускай сама принимает решение, что делать и как с обретенным знанием поступить.
– Все началось давно. Очень, очень давно…
У старухи был резкий, каркающий голос. Впрочем, когда Джанбал переходила на шепот, получалось диво-дивное: шорох пересыпаемого между ладонями песка, за которым далекими пока еще раскатами угадывался обвал, сход каменной осыпи в горах.
– Роксоланка Хюррем-султан понесла и в положенный срок родила двойню, двух девочек.
– Двух? – глаза Кёсем удивленно распахнулись.
– Двух, – подтвердил сидящий в колышущемся полумраке старик. Он сильно сутулился, но даже это не могло скрыть могучего разворота его костистых плеч.
Голос у старика, в отличие от его сестры, был глубоким, лишенным даже намека на старческую хрипотцу. Звук, похожий на отзвуки горного эха.
Два столпа, две твердыни Крылатых. Джан-патриархи.
Теперь Кёсем очень хорошо понимала чувства Башар. Догану-то с Карталом хорошо, они привыкли, а на человека постороннего Джанбал с Джанбеком производили впечатление чего-то неизмеримо древнего. Словно огромный остров внезапно поднялся из глубин и явил изумленному взору древние города, в которых давным-давно жили полулюди-полузмеи.
