Невеста из империи Зла - Эльвира Валерьевна Барякина
Вовка почесал косматый затылок.
— Помощники нужны. Своих я привлекать не буду — они долю потребуют. Так что пригони мне двух бойцов завтра к полвосьмого утра. Я им скажу, что и как делать.
— Я и Степанов подойдем?
— Сойдете для сельской местности.
Известие о том, что ему придется участвовать в краже, повергло Мишу в глубокую печаль. Пойти на попятную он не мог, иначе весь его план шел псу под хвост: ему обязательно нужно было помириться с Марикой и Пряницким, а через них — со всем остальным миром.
Дурные предчувствия терзали Мишу хуже зубной боли. А что, если Вовка что-нибудь не предусмотрит? А что, если их поймают? Ведь это верный путь за решетку!
— Надо было Алекса позвать, — сказал он Жеке, едва удержавшись, чтобы не добавить «вместо меня».
Но бессердечный Пряницкий лишь покачал головой:
— Нельзя. Его акцент может навести на подозрения. Да и какой из него, к черту, работяга? С его-то хвостом на затылке?
«А из меня какой?!»— хотел было оскорбиться Миша, но промолчал.
Ему уже доводилось бывать на действующем предприятии: во время школьной производственной практики их водили на фабрику.
Мишин тогдашний шок трудно передать словами. Он был интеллигентным мальчиком; его родной стихией были глаженые рубашки, книжки о пиратах, котлеты на обед и выжигание по дереву. А тут его кинули в пыль, грязь, грохот. Десятки дребезжащих станков, рабочие ходят в каких-то страшных халатах, чтобы сказать что-то, нужно орать…
— Ты еще не видел, что творится в кузнечных цехах, — «утешил» его руководитель практики. — Вот там работать — это да…
Производственная практика преподнесла Мише множество открытий. Он вдруг понял, что совершенно не разделяет восторга страны перед пролетариатом. И это было очень странным ощущением. Он чувствовал, что не понимает рабочих: они разговаривали матом, они пили водку и дрались, они халтурили и не особо заботились о качестве своей продукции. А переходящие красные знамена и почетные грамоты, столь важные для Миши, были им до лампочки. Одним словом, они были для него настолько чужими, что он даже боялся их.
Усилием воли Миша пытался сбить с себя спесь по отношению к рабочим, но у него ничего не получалось. Каждый раз, входя в фабричные ворота, он вспоминал роскошное здание обкома, куда однажды заезжал вместе с папой. Там были мраморные лестницы, красные ковры и полированные двери кабинетов. Там обитали настоящие хозяева жизни. Это ведь только в книжках труд работяг считался самым почетным. Любой ребенок знал, что главное в жизни — должность и связи.
Но чем больше Миша презирал рабочий класс, тем шире была его улыбка, тверже рукопожатие и слаще слова. Он прекрасно понимал, что думать-то человек может все, что угодно, но если он хочет оказаться среди служащих обкома или КГБ, ему нужно соблюдать правила игры.
Полвосьмого Миша и Жека были на месте у проходной.
Вовка уже ждал их.
— Значит, так, — деловито произнес он, — я сейчас с той стороны прикачу катушку, а вы пока постойте здесь. Я потом скажу вам, что надо делать.
И пропев «Тащи с завода каждый гвоздь: ты здесь хозяин, а не гость», Вовка скрылся за воротами.
Миша тревожно смотрел на черные толпы народа, стекающиеся к проходной. Усталые лица, среди мужиков — половина алкоголиков. И никакого просвета, ничего слаще морковки!
— Никогда не пойду на завод! — пробормотал он себе под нос.
Жека насмешливо посмотрел на него:
— А я бы пошел. Только не в работяги, разумеется.
— А в кого? В инженеры? Так они в два раза меньше работяг получают!
— Если уж идти на производство, то только в толкачи.
— А это кто? — не понял Миша.
— У-у, есть такие легендарные личности… — Глаза Жеки осветились мечтательным огнем. — Они делают так, чтобы чиновники верили припискам, директора выполняли невыполнимый план, а правоохранительные органы не сажали их за это. Очень доходная должность, между прочим.
«Ох, криминальная ты рожа!» — подумал про себя Миша. Но вслух ничего не сказал. Пока еще он не мог позволить себе такой роскоши, как упреки, — у самого рыльце было в пушку.
В этот момент из ворот проходной показался Вовка с огромным щитом ДВП, поперек которого было начертано: «Объезд».
— А это зачем? — спросил Миша.
Коровин поворотил к нему сияющее лицо.
— Ну грех было не вынести! — проговорил он, едва сдерживая радость старателя, напавшего на золотую жилу. — Мамке на дачу отправлю. Самое главное, вохрушки видят, что я «дорожный знак» несу — так хоть бы кто мне чего сказал!
Установив «знак» у дороги, Вовка повернулся к подельникам:
— Ну что, готовы? Тогда слухайте сюды…
Надвинув шапки на глаза, троица отважно ринулись к проходной.
— Пропуск! — грозно рявкнула дежурная вохрушка.
— Да не нужен нам никакой пропуск! — отмахнулся Вовка. — Нам кабель велено протянуть в этом помещении. Вон, видишь, я катушку подогнал? Все на ваших глазах и будем делать.
Катушка была вкачена внутрь, и «монтеры» принялись за работу.
Делалось все тщательно и основательно: прибивались скобы, на них закреплялся кабель… Катушка все ближе и ближе передвигалась к выходу.
— Зачем провод проводите? — осведомился начальник смены, заглядывая в дверь.
Вовка разогнулся, стер трудовой пот с лица:
— Начальство ваше велело.
— А, ну работайте, работайте…
Через полчаса кабель был протянут по всей длине проходной и выведен на улицу. Еще через пару минут катушка закатилась за угол и вместе со знаком «Объезд» была погружена в поджидавший неподалеку грузовичок.
— Вот и готово! — хихикнул Вовка, хлопнув Мишу по плечу. — Как там у поэта Некрасова?
Да не робей за Отчизну любезную:
Вынес достаточно русский народ.
Вынес и эту дорогу железную,
Вынесет все, что Господь ни пошлет.
— Алло, Седых! Это твой друг Пряницкий тебе звонит. Что ты делаешь?
— Радуюсь. Жека, я не знаю, как мне вас благодарить! Вы с Мишкой буквально спасли нас! Мы с Алексом ходили во Дворец бракосочетаний и обо всем договорились: нас поженят двадцатого декабря!
— Поздравляю! Значит, ты больше не питаешь ненависти к Степанову?
— Питаю, но гораздо меньше. Но я уже придумала, как мне быть: я куплю ему какой-нибудь подарок на свадьбу, мы будем квиты, и тогда я вновь смогу ненавидеть его в полном объеме.
— Откуда
