Война герцогинь. Книги 1-2 - Жюльетта Бенцони
По распоряжению герцогини д’Эгийон, любимой племянницы кардинала, исполнявшей роль хозяйки дома и принимавшей гостей с несказанным изяществом, слух гостей, скрашивая им тяготу ожидания, услаждала музыка скрипок, а слуги обносили их подносами с прохладительным. Так что виновников торжества ожидали в наипрятнейшей атмосфере.
Они появились, их встретили торжественным маршем, но лица их не выражали триумфа. Принц де Конде, желтее, чем когда бы то ни было, казалось, был вне себя и закусывал, сдерживая проклятия, губу вместе с волосами жалкой бороденки. Принцесса Шарлотта нервно обмахивалась веером, что было несколько странно в начале снежного февраля. И, наконец, их сын герцог Энгиенский, раздувая ноздри и с трудом сдерживая ярость, вел за руку, не глядя на нее, девочку, готовую расплакаться. Она была такого маленького роста, что сочли за лучшее водрузить ее на каблуки высотой пядей в пять[9] по меньшей мере, и она, бедняжка, нелепо на них ковыляла. Внимания ей уделялось не больше, чем собачке на поводке. И было очевидно, что праздник этот для нее пытка.
Анна-Женевьева вернулась к подругам и шепотом, пока они занимали места в театральном зале, поделилась с ними новостью:
– Ришелье облапошил нашего папеньку. Карлица в качестве приданого получит за все про все триста тысяч ливров и никакого наследства! Все богатства достанутся другим членам его семейства! Постойте-ка! А где же наша Марта? – осведомилась она, обнаружив перед собой только одну из сестер дю Вижан.
– Она простужена и сильно кашляет, – поспешила ответить сестра. – Марта предпочла остаться дома, опасаясь, как бы ее кашель не помешал зрителям наслаждаться представлением. Но боюсь, ее отсутствие будет истолковано неверно…
Пьеса в полной мере оправдала ожидания. Если бы не снующие по залу слуги с прохладительным и сладостями, реплики актеров заглушил бы храп. Впрочем, предусмотрительный автор позаботился и о клакерах, они хлопали в точно указанных местах, и публике ничего не оставалось, как подхватывать аплодисменты. Так что по завершении спектакля сочинитель с удовлетворением удостоился бурных оваций. После спектакля гостей пригласили в Галерею знаменитостей, где среди портретов прославленных людей кардинал повесил и свой, написанный художником Филиппом де Шампенем. В галерее предполагались танцы, от которых танцующие могли отдохнуть, подкрепляясь роскошными закусками и десертами в буфетах, расположенных в двух ее концах.
Вдоволь наскучавшись, молодежь – и не только молодежь – ринулась танцевать, веселясь от души. Но только не героиня празднества, невеста, пока еще не ставшая женой.
Клер-Клеманс сидела в кресле с высокой спинкой между своей сестрой, герцогиней д’Эгийон, и принцессой де Конде, которая отныне стала ее свекровью, и с завистью смотрела на смеющуюся и танцующую перед ее глазами молодежь. Она бы тоже с радостью потанцевала, но куда денешь эти ужасные туфли, в которые, будто в колодки, втиснуты ее ноги? Их бы сбросить заодно с тяжелым, шитым золотом платьем и всеми драгоценными украшениями, великолепными, конечно, но тяжелыми неимоверно! Еще больше огорчало девочку то, что после подписания контракта ее рыцарь не только ни разу не заговорил с ней, но ни разу не взглянул. А она точно так же, как Изабель де Монморанси, с первого взгляда влюбилась в своего супруга.
А герцогу Энгиенскому без труда удалось позабыть о своей невесте. Как только спектакль закончился, он поспешил присоединиться к сестре, окруженной красавицами-подругами, он улыбался им, они улыбались ему. Но и в этом цветнике герцога ожидала печальная нота.
– Где же ваша сестра? – спросил он у Анны дю Вижан. – Почему она не с вами?
– Она сильно простудилась, господин герцог. Беспрестанно чихает, кашляет и не пожелала мешать нам слушать прекрасные стихи, которыми мы только что наслаждались.
– По крайней мере, она внесла бы в них что-то свежее и неожиданное… А вы кто такая, мадемуазель? – спросил он, внезапно повернувшись к Изабель, которая не отрывала от него взгляда.
В ее темных глазах загорелся вызов, но она не торопилась отвечать на вопрос.
– Послушайте, братец, – поспешила вмешаться Анна-Женевьева, – мне кажется, вам еще рано страдать от провалов в памяти. Вы что, не узнали нашу Изабель де Бутвиль, которую сами недавно дразнили черносливинкой?
Герцог кивнул и впился острым взглядом в очаровательное своенравное личико в ореоле каштановых завитков, поблескивающих, словно шелк. Тем же острым взглядом он удостоил изящную фигурку, выгодно обрисованную алым бархатным платьем с пеной кружев, из которых выступали прелестные, еще по-девичьи хрупкие плечи.
– Признаться, я и вправду ее не узнал, – произнес он серьезно. – Вы прелестны, кузина!
Потом протянул ей руку и отвесил поклон.
– Потанцуйте со мной, прошу вас.
И они начали танцевать медленную павану[10]. Танец не мешал Людовику внимательно разглядывать Изабель, все время ей улыбаясь.
– Мне бы надо было жениться на вас, – произнес он неожиданно.
И заслужил в ответ лукавую улыбку и такую же лукавую отповедь:
– На бедной родственнице? Вы сказали, хорошенько не подумав, кузен! Ваш благородный отец никогда бы вам такого не позволил. А если бы вам пришло в голову его ослушаться, умер бы от гнева. Думаю, что и сегодня он не слишком счастлив, раз исчез сразу после подписания контракта.
– Думаю, ему страстно хочется задушить кардинала, который так скверно обошелся с нами!
– Охотно верю, но что сделано, то сделано. Послушайтесь моего совета: пригласите танцевать вашу невесту, которая скоро станет вашей женой. Вы должны с ней потанцевать. Хотя бы один раз! Бедняжка так мучается! И мне совсем не по душе взгляд, каким удостаивает нас господин кардинал.
Внимание герцога сделало Изабель великодушной. Да и девочка, закованная в тяжелую парчу, утонувшая в огромном кресле, внушала ей искреннюю жалость.
– Так вы считаете, мне надо с ней потанцевать? – спросил герцог после последнего поклона.
– Уверена. Не стоит играть на нервах господина кардинала. Они у него весьма чувствительны.
– Придется вам повиноваться.
Тяжело вздохнув, герцог отвел Изабель к Анне-Женевьеве, которая в этот вечер решила не танцевать вовсе.
– Не хочу быть красной и потной, – заявила она. – Не сомневаюсь, что господина кардинала мучают ревматические боли, поэтому в его покоях так натоплено!
Высказав свой вердикт, она поправила подушки мягкого кресла и устроилась поудобнее.
Героиня праздника охотно поступила бы точно так же. У нее уже пропало всякое желание танцевать, но тут жених склонился перед ней в поклоне, приглашая на куранту[11]. Как же она обрадовалась! И
