Война герцогинь. Книги 1-2 - Жюльетта Бенцони
– Ее отец был коннетаблем Франции и герцогом де Монморанси.
– Тогда как моим отцом был скромный граф де Бутвиль, оставивший свою голову на эшафоте, потому что был слишком привержен к благородной игре шпагой, так? Ну что ж, дорогая кузина, которая вполне возможно станет в один прекрасный день герцогиней…
– Почему не принцессой? Этот титул был бы для меня более подходящим.
– Не вижу никаких препятствий, но запомните, потому что не собираюсь скромничать: я тоже в один прекрасный день стану герцогиней. А может быть, и принцессой!
– Вот как? Едва ли, моя милая…
– Будущее покажет! Хотите, заключим пари? Англичане, насколько я знаю, обожают играть в эту игру.
– Почему бы и нет? А на что мы поспорим?
– М-м-м… Пусть слово будет за выигравшим!
– Согласна. Но мне кажется, надо назначить какой-то срок. Скажем, через десять лет. Вы согласны? Мне кажется, срок вполне разумный.
– Мы отлично понимаем друг друга, чему я рада. Итак, сегодня одиннадцатое февраля 1641 года. Если я в этот день через десять лет еще не буду герцогиней, я отдам вам все, что вы захотите!
Анна-Женевьева засмеялась, протянув руку Изабель, чтобы заключить пари.
– Не бойтесь, я не разорю вас. Мне хватит разве что банта…
– Пусть будет бант! Герцогине пристало благородство даже по отношению к равным себе.
Два реверанса, и они разошлись по своим комнатам. Изабель делила спальню с сестрой, но в этот вечер оказалась в ней одна: Мари-Луиза обожала танцы и готова была танцевать до утра. Изабель не жалела об одиночестве. Несмотря на уверенное утверждение Анны-Женевьевы, Изабель было мучительно больно думать о том, что Людовик находится так близко от нее, но лежит в постели с юной девушкой, которая явно влюблена в того, за кого вышла замуж по принуждению. Достаточно было только взглянуть на Клер-Клеманс, чтобы понять, что она без ума от своего мужа. Как ни молода была младшая де Бутвиль, она успела понять, что истинная любовь – могучая сила. Пусть в первую брачную ночь между супругами ничего не произойдет – хотелось бы верить! – но за первой ночью последуют другие, и Людовик рано или поздно станет мужем своей жены. Как ни плохо выглядит кардинал Ришелье, он вряд ли умрет завтра или через неделю.
Сидя перед зеркалом за туалетным столиком, Изабель смотрела на себя и рассеянно выбирала нитки мелких жемчужин из распущенных волос. В честь свадьбы был устроен праздник и слугам, и она отпустила Бландину, дочь своей кормилицы, ставшую ее горничной. И вдруг заметила, что плачет! Как же она рассердилась на себя! Она ненавидела слезы, свои еще больше, чем у других, и относилась с сочувствием только к слезам матери и маленького братца Франсуа. Изабель тут же сделала себе выговор: не хватало только, чтобы она лила слезы из-за того, что юноша, которого она полюбила, заснул возле той, кого теперь будут называть его женой! Но нет, похоже, плакала она по другой причине. Красавица-кузина сказала ей кое-что, что Изабель постаралась отогнать от себя, настолько это было серьезно: Людовик если и захочет расторгнуть свой брак, то лишь для того, чтобы жениться на Марте дю Вижан! Марту он любит по-настоящему, хотя эта любовь вовсе не радует его сестру. Дочь родовитого маркиза дю Вижана, увы, не принцесса, и, значит, Анна-Женевьева будет всеми силами противиться этому браку. Она и брат очень близки, но разве она сможет ему помешать? У герцога Энгиенского характер такой же решительный, как у его сестры…
Одна за другой приходили к Изабель огорчительные мысли, не давая ей уснуть, и когда за окном забрезжил новый день, он показался ей еще более грустным, чем предыдущий. Стал этот брак настоящим или не стал, не имело значения, потому что отныне в стенах этого дома появилась юная госпожа герцогиня, с которой нужно будет каждый день видеться и разговаривать, пока не закончат отделывать особняк Ла-Рош-Гийон на улице Бонзанфан, куда переедут и где будут жить молодые. Конечно, невелика радость знать, что они вместе, но, по крайней мере, ей не придется часто их видеть. А весной молодой муж отправится в армию, как обычно по весне, когда возобновляются военные действия.
Изабель решила, что разумнее всего было бы для нее вернуться к матери в любимое Преси. Там ей будет легче обрести душевное равновесие, даже если позабыть о герцоге она не сможет.
Изабель обожала блестящую светскую жизнь, музыку и танцы – все, что Шарлотта де Конде так охотно предоставляла тем, кого любила. А она искренне любила своих племянников – трех сирот, которых с таким благородством взяла под свое крыло. Но Изабель знала: только в Преси она найдет благотворные бальзамы, которые уврачуют нанесенную ей рану, тем более болезненную, что она была первой. Нежная любовь матери и мужественная тень отца… В них она нуждалась, чтобы выздороветь. А как она хотела выздороветь, знал один только Бог. Ведь ей было всего пятнадцать лет!
Изабель уже успела сказать Бландине, чтобы та упаковала вещи, позаботилась о карете и приготовилась сопровождать ее, когда после бала вернулась ее утомленная до изнеможения сестра. Хотя, надо сказать, Мари-Луиза, красивая блондинка шестнадцати лет, с характером столь же ровным, сколь порывиста и непредсказуема была Изабель, во всем знала меру и всегда сохраняла свежий безмятежный вид, за что один из ее поклонников, молодой граф д’Эрвиль, называл ее белым лебедем, тихо скользящим по зеркалу вод.
– В каком виде ты возвращаешься с бала! – суровым упреком встретила Мари-Луизу Изабель, взглянув на прическу с выбившимися локонами, помятое платье и щеки со следами слез. – Да ты, кажется, плакала?
– Еще бы я не плакала! И ты тоже плакала бы, как я, если бы видела то, что я видела! Неужели ты ничего не знаешь?
Терпение не было главной добродетелью Изабель, она схватила сестру за плечи и принялась трясти ее.
– Что я должна знать? Что ты видела? Говори!
– Отпусти меня, иначе не скажу ни слова! – пообещала старшая сестра, и младшая ее отпустила.
– Так и быть! Говори быстрее!
– Благодарю! Так вот, не знаю, что уж произошло между молодыми супругами этой ночью, но только, когда мы вошли к ним на рассвете с бульоном, чтобы они могли подкрепиться…
Она замолчала, чихнула, закашлялась, а Изабель вне себя от беспокойства принялась хлопать ее по спине.
– Хватит кривляться! Будешь ты говорить или нет?!
– Мы увидели, что глупышка лежит на кровати совершенно одетая, бормоча молитвы, уставившись в потолок и дрожа, как осиновый лист, а рядом
