Виктория Джоунс - Странное наследство
Господи, о чем она думает?! Ее же могут выгнать из монастыря! Оставить без этой временной крыши над головой! Куда она пойдет, когда на улице стемнеет?! Где найдет еще более удобное пристанище?! Оливия закрыла глаза. Как она посмотрит в глаза Мэган, когда они снова встретятся? Боже! Какой стыд! Что с ней случилось? Она всех воспринимает, словно врагов! Своих и Берни Дугласа!.. Наверное, она ревнует его ко всем, кто сейчас с ним рядом, если не умеет контролировать себя, сдерживаться?.. Значит, она и на самом деле просто-напросто глупая, влюбленная девчонка.
Сон буквально валил ее с ног. Чувство вины все глубже проникало в душу. Сестры приютили ее, накормили, как могли, дали возможность отдохнуть. А если бы она осталась на улице? На дорогой отель у нее совсем нет денег!.. Искала бы пристанища в дешевой гостинице, где всегда болтаются и ищут приключений такие джентльмены, как Пабло Гомес! Оливия вспомнила похотливый взгляд, которым мексиканец всегда одаривал ее!.. Господь Милосердный! Не допусти подобного кощунства и мерзости! Невозможно представить, как бы она себя чувствовала во власти этого похотливого самца!
Оливия прилегла, не раздеваясь и не разбирая постель, и мгновенно провалилась в глубокий сон. И во сне она все время вздыхала, постанывала, что-то бормотала, точно спорила с невидимым противником.
Проснулась Оливия, когда полуденное солнце заглядывало в окно кельи. По комнате распространился запах свежеиспеченного хлеба и лимонных корочек. В желудке посасывало. Она быстро поднялась, разгладила примявшиеся складки черного одеяния, поправила сбившуюся во сне косынку. Прошла к столику, откинула полотенце в сторону. Наполнив стакан лимонадом, с удовольствием утолила жажду ароматным прохладным напитком. Разломив румяную, не потерявшую утренней свежести лепешку, положила на нее изрядный кусок солоноватого домашнего сыра с зеленью, рассыпчатого и янтарного. Кажется, с таким удовольствием она не ела еще никогда в жизни!
Под окном зашуршали кусты. Оливия приблизилась, настороженно выглянула. Зверь сидел на замощенной площадке двора, смотрел в окно и, заметив хозяйку, тихонько заскулил, усиленно подметая пышным хвостом пыль.
— Привет, Звереныш! — Оливия пробудилась в хорошем настроении, на время забыв все, что произошло в келье утром. Отломив кусок лепешки и сыра, бросила их псу, слегка приоткрыв раму.
Свежий ветер ворвался в комнату и разметал остатки прежнего, дурного настроения. Она с наслаждением вдыхала свежий запах осенней земли и пожухлых трав, словно стосковавшийся за долгую зиму фермер… Как хорошо, что сегодня ей не приходится вдыхать угарный дух гладильни и подпаленной ткани. И у нее уже почти не болит рука от тяжелого утюжища, которым еще вчера приходилось размахивать! Оливия блаженно прикрыла глаза.
За дверью послышались шаги. Приглушенно звякнула наружная задвижка. Оливия села на кровать, взяла в руку стакан с лимонадом и с независимым видом поднесла его к губам. А внутри все сгорало от стыда. Ей было сейчас совестно, как перед Мэган, так и перед настоятельницей, матушкой Энджел.
— Добрый день, дитя! Как ты себя чувствуешь? — на пороге появилась сдержанная и доброжелательная матушка Энджел.
— Я чувствую себя отлично! — Оливия вздернула голову, глядя поверх головы настоятельницы в стену.
— Это потому, что ты выспалась и успокоилась. Господь милостив, дитя! Он дал тебе крепкий сон и успокоение! Сестры молились за тебя перед завтраком!
— Молились? За меня?.. — Оливия растерянно посмотрела в глаза матушке Энджел и тут же стыдливо отвела взгляд. — За меня?
— Да! И Господь услышал наши молитвы!..
В молчаливом напряжении Оливия ждала, что еще скажет настоятельница.
— Сестры нашли Берни Дугласа. Он лежит в усадьбе сэра Гэбриэла Пойнсетта! В садовом доме организовали небольшой госпиталь. Такие госпитали открыты по всему городу. Даже в публичном доме. Девушки из заведения мисс Роззи Слоут и те ухаживают за больными, сестра Оливия!
Отпив немного лимонада, чтобы успокоить встрепенувшееся сердце, Оливия уже хотела задать волнующий ее вопрос, но матушка Энджел опередила ее:
— К большому сожалению, сама мисс Слоут, упокой Господь ее душу, скончалась в самом начале эпидемии. Она отошла в мир иной без покаяния, — женщина печально вздохнула, перебирая четки. — Если ты успокоилась, то после полудня отправишься с сестрой Мэри в госпиталь. Иди, помоги им загрузить в повозку свежее белье.
Оливия встрепенулась. Допила лимонад и поставила стакан на поднос. Усидеть в монастыре теперь было невозможно.
— Я отнесу посуду на кухню, матушка Энджел?! — просительно взглянула она на монахиню. Та согласно кивнула.
Оливии показалось, что в одно мгновение все вокруг изменилось до неузнаваемости: мир радостно и приветливо распахнулся ей навстречу. Она мчалась по пустым гулким коридорам монастыря, держа перед собой поднос, и счастливо улыбалась, еще не понимая и не осознавая всего того, что ожидало ее впереди. Но она сегодня же, буквально через час, увидит Берни Дугласа! Она так скучала и тосковала долгих пять недель, не видя своего любимого! Совсем скоро она бережно и нежно кончиками пальцев коснется его щеки, шеи, груди! Сплетет свои горячие пальцы с его сильными пальцами. Прильнет жаждущими поцелуев губами к его чувственным горячим губам.
Берни шагал по мосту, переброшенному через пропасть, полную горячих углей. Было так жарко, что, казалось, кожа на руках вот-вот начнет пузыриться и лопаться. Горячий воздух обжигал легкие, до боли сушил глазные яблоки. В горле першило от едкого дыма. Вернуться назад молодой человек не мог, так как его подгоняло летучее пламя. Трещала и вспыхивала хвоя на деревьях, растущих на берегу странной огненной реки. Заметая его следы, струился раскаленный песок. Огненный ветер гнал песчаные вихри вслед за Берни Дугласом. Ничего, даже следов его ботинок не останется теперь на свете! Огненная стихия точно нарочно показывала молодому человеку, что он слабее крохотной песчинки…
Впереди, за мостом, лес стоял зеленый, нетронутый огнем. Простирались загоны и луга, покрытые сочной зеленой травой. Прелестные жеребята с розоватой молочной пенкой на губах бегали по загонам под присмотром заботливых маток. Мягко и грациозно перебирают они своими игрушечными лаковыми копытцами. И шкура в подпашинах и на стройных бедрах у жеребят нежная, с трогательными завитками, словно на голове и спинке новорожденного ребенка. В их глубоких лиловых глазах таится влажный мрак ущелий и каньонов Гранд-Ривер, и сверкают искорки, похожие на отблески ярких альпийских звезд и далеких первобытных костров…