Элизабет Чедвик - Любовь по расчету
— Думаете, я не говорила себе то же самое? И не один раз… Но это как больной зуб, не давало покоя. Нужно было его вырвать. Я должна была знать. Теперь знаю, и рада, что пытка окончена. Но это не единственная причина… мой троюродный брат Прис из Бристоля, с которым у нас общее дело, просил моей руки, и я дала согласие.
— Поздравляю, — сказала Юдифь без излишнего тепла. — Когда свадьба?
— Пока не знаю. Перед Рождеством, по всей вероятности. Предстоят похороны отца, надо выдержать траур, разобраться с делами, — Розин помрачнела. — Я знаю Приса с детства. Рис и Элунед к нему привязались, но Гельвина… Она ведь дочь Гайона, и ради того хорошего, что было между нами, я сочла необходимым сообщить ему о моем решении. У Приса нет наследников. Возможно, я рожу ему детей, но он намерен признать моих детей своими, всех троих, и дать девочкам приданое, когда вырастут.
— Думаю, Гайон не станет мешать, — сказала Юдифь, подумав.
— Я в этом почти уверена, — Розин прикусила губу. — Чувство прошло, для него, по крайней мере. У нас никогда не было много общего, огонь быстро угас. Жаль, что… — Розин отвернулась, подбородок дрожал.
Юдифь изучала стоящую перед ней женщину. Она представляла ее загадочной и красивой, способной на любые хитрости и уловки. Но все оказалось не так. Прямая, практичная женщина с мягкой душой. Она поняла, почему Гайон не оставлял любовницу больше четырех лет и почему теперь нужно разрубить эту связь. Розин тоже понимала, иначе не плакала бы перед ней на закате солнца на крепостной стене. Юдифь отвела глаза и терпеливо ждала, молчаливое понимание было единственным утешением, которое она могла предложить.
Розин вытерла глаза и повернулась к Юдифи.
— Извините, глупо с моей стороны… Вы с Гайоном приедете на свадьбу?
Юдифь сомневалась.
— Это не может вызвать неприятности?
— Нет, это не такая свадьба… Пока это чисто деловой союз, что будет дальше… поживем — увидим. Прису известно мое прошлое. Мы хотели бы видеть вас.
— Тогда мы охотно приедем, если позволят обстоятельства, — неуверенно согласилась Юдифь. — А как насчет Гельвины? Вы скажете, кто ее отец, когда девочка станет постарше?
Розин почувствовала напряжение в вопросе.
— Конечно, скажу. Думаю, цвет ее волос вызовет замечания посторонних задолго до этого. Не хочу, чтобы она подозревала каждого рыжего датчанина-матроса, приезжающего в Бристоль, в том, что ее рождение — его рук дело. Она узнает правду от меня и ни от кого другого, как только достаточно повзрослеет, чтобы понять. Не хочу, чтобы она ненавидела меня.
Юдифь слушала, затаив дыхание. — Вы мудрая женщина, — голос Юдифи дрожал. — Хотела бы я, чтобы моя мать рассуждала так же, как вы.
Внизу на ночь поднимали мост. Один из страж прокричал кому-то наверх неприличное слово, ему ответили тем же.
— Надеюсь, Гайон при случае будет навещать Гельвину, — Розин не решалась спросить, что означало последнее замечание Юдифи. Слова Гайона «хрупкая, как тонкое стекло» вдруг всплыли в памяти и на секунду показались очень точными.
— Она навсегда останется его первенцем, — Юдифь полностью овладела собой. — Было бы неправильно не позволить ему навещать дочь. Здесь я должна дать разрешение вам нарушать границу моих владений, потому что ничего не могу изменить, не подвергая риску саму себя.
Розин почувствовала вызов в серых холодных глазах, но насмешливый тон смягчил неприятное впечатление — ирония предназначалась самой Юдифи, словно она раздвоилась и подтрунивала над своей половиной.
Обеденный гонг завершил беседу.
— Спустимся вниз? — предложила Юдифь.
Розин приняла протянутую руку.
Утром Розин отправилась в обратный путь в сопровождении Твэма и восьми вооруженных всадников. Стук подков гулко отражался от настила подъемного моста. Розин оглянулась на Юдифь, стоявшую у ворот часовой башни и махавшую рукой, помахала в ответ и уже больше не оглядывалась назад.
В полдень путники остановились на привал, чтобы напоить лошадей и подкрепиться хлебом, сыром и жареной дичью. Гельвина, по своему обыкновению, съела сыр, но хлеб выплюнула. Элунед, напротив, съела все, изящно откусывая маленькие кусочки, потом задумчиво посмотрела на мать.
— Его ведь заставили жениться на ней, правда, мам?
Розин забеспокоилась. С прошлого вечера Элунед вела себя послушно, от капризов не осталось и следа, но была крайне задумчива и печальна.
— Да, похоже на то, — сдержанно ответила она.
— Он не любит ее, — Элунед поправила ожерелье из слоновой кости, с которым не расставалась.
Розин не торопилась с ответом, стараясь спокойно встретить полный страдания взгляд дочери. У них были одинаковые глаза — карие с зеленым. Разница заключалась в том, что Розин умела скрывать свои чувства.
— Не надо так говорить, — наконец ответила Розин. — Может быть, тебе хочется, чтобы так было, но это не хорошо. Нужно пожелать им любви и счастья.
— Она безобразна! — Элунед надула губки.
— Элунед!
Гельвина поперхнулась. Розин привычным движением машинально разжала маленький ротик и вынула непрожеванный кусочек дичи, не сводя глаз со старшей дочери.
— Ненавижу ее, нормандскую неряху! Гайон наш, а не ее!
Розин ударила Элунед по щеке, так, что кожа побелела. Девочка вскрикнула. Охранники перестали жевать и уставились на Розин. Элунед прижала к щеке ладонь и в испуге смотрела на мать, потом вскочила и побежала в чащу леса.
— Мам, пусть бежит, не догоняй, — сказал Рис, удерживая мать. — Она не убежит далеко, мы легко найдем ее.
Розин неохотно послушалась сына.
— Я виновата, не представляла, что рана так глубока. Она любила повторять, что выйдет за Гайона замуж, а мне это казалось ребячеством, детской игрой.
— Так и было, — заметил Рис с несвойственной его возрасту рассудительностью.
Розин вернулась на свое место на расстеленных шкурах, но не сводила глаз с деревьев, за которыми скрылась Элунед.
Рис, видя беспокойство матери, тяжело вздохнул, поправляя ремень.
— Ладно, схожу, поищу ее. Благодарная улыбка озарила лицо Розин.
Она думала, как вести себя с дочерью после ее возвращения. Обойтись молчанием, словно ни чего не случилось? Или пуститься в расспросы, упреки, объяснения? Поругать? Или приласкать? В эту минуту она была бы рада вообще не знать Гайона.
Гельвина терла глаза и капризничала. Розин начала укачивать малышку, накрыв овечьей шкурой.
Две пичуги испуганно взвились в воздух, заржала лошадь и, задрав голову и навострив уши, устремилась к лесу. Сержант отложил еду и направился за ней.
