Виктория Александер - Любовница на Рождество
– Уверяю вас, такая возможность у вас еще будет. – Она оглядела его и покачала головой. – Вы не можете спать в обуви.
Он сел.
– Я раньше спал в обуви. – Он вздохнул и повалился обратно. – И это не очень удобно.
– Если вы вытянете ноги, я сниму с вас сапоги.
– Снимете? – Он приподнялся на локтях. – Так и подобает поступать жене.
– Не стоит к этому привыкать. Но иногда, когда вам понадобится моя помощь, я буду рядом.
– Вы выйдете за меня?
– Хорошо.
– Хорошо. – Он прищурился. – Что значит «хорошо»?
– Я имею в виду, что хорошо – я выйду за вас.
– На самом деле?
– На самом деле.
– Почему?
– Потому что я тоже вас люблю.
– Завтра больше, чем сегодня?
– Точно – больше, чем сегодня.
Он кивком указал на постель и усмехнулся:
– Разрешите мне соблазнить вас.
Она рассмеялась.
– Вы сами могли бы меня соблазнить, – с надеждой в голосе произнес он.
– Подозреваю, что сейчас вас мог бы соблазнить кто угодно.
Он помотал головой.
– Я не хочу, чтобы меня соблазнил кто угодно. Только вы. Больше никто мне не нужен.
– Приятно это знать. – Она обхватила его ногу, и он упал на спину. – Я ловлю вас на слове.
– Да уж. – Он прочувствованно вздохнул. – Они – очень внушительная компания.
– Кто, дорогой? – спросила она, стягивая с него сапог.
– Моя семья. Очень внушительные. Все дело в дефисе… так мне кажется.
– Что?
– Если бы мы были или Хэдли, или Эттуотеры, мы бы не были такими внушительными. Но Хэдли дефис Эттуотер… – Он охнул. – А ваш отец меня застрелит.
Она сдвинула брови.
– За что же?
– За то… – Он помолчал, соображая, что сказать. – За то, что я обесчестил вас.
Она рассмеялась:
– Мне почти тридцать лет, и я вдова. Вы не могли меня обесчестить. А даже если бы и могли, то вам это еще только предстоит.
– Я знаю. – Он горестно вздохнул, потом просиял. – Я мог бы обесчестить вас сейчас.
– Сомневаюсь. – Она улыбнулась и ухватилась за второй сапог. – Хотя вы очень забавно выглядите в таком состоянии, я бы предпочла, чтобы пьянство не превратилось у вас в привычку.
– Никогда?
– Желательно.
– Даю слово. – Он понизил голос: – Могу рассказать вам секрет?
– Будьте так добры.
– Я не увлекаюсь спиртным. – Он самодовольно закивал. – Я умею не пьянеть.
– Да, я вижу. – Она изо всех сил старалась не смеяться. – Я вижу, как у вас это отлично получается.
– Спасибо. – Он нахмурился. – Вы считаете, что я ничего не стою?
– Стоите чего? – Она стянула с него второй сапог.
– Вас. Моей семьи. Всего. – Он вздохнул. – Я пытался. Последнее время хотя бы.
Она непонимающе на него смотрела. О чем он говорит?
– Вы, – твердым голосом произнесла она, – сэр Себастьян Хэдли-Эттуотер. У вас рыцарское звание, присвоенное вам королевой, которая, очевидно, сочла вас достойным его. Вами восхищаются читатели, а также все те женщины, которые по уши в вас влюблены.
– Я завидная партия.
– И эту партию ухватила я. – Она опустила его ногу.
– Я удачливый человек.
– Да, конечно.
– А вы – удачливая женщина.
Почему даже в таком состоянии он очарователен и неотразим? Для нее по крайней мере.
– Да, я удачливая.
– И знаете, у меня есть управляющий.
– Да, дорогой, я знаю.
– И лесник.
– Да, дорогой.
– И еще дом и жена.
Не время с ним не соглашаться.
– У вас действительно есть дом.
– Я изменился.
– Неужели?
– Я теперь ответственный человек. И уважаемый. Почти скучный.
Она засмеялась:
– Сомневаюсь, что вы когда-либо можете быть скучным.
– Мне это не нравится. – Он нахмурился. – И еще приличный. Мне это тоже не нравится. Вы мне скажете, если я вдруг стану скучным, и степенным, и чванливым, и занудным?
– Даю слово. – Она нагнулась и поцеловала его в лоб. Он тут же обхватил ее и попытался уложить на кровать. Но он был настолько пьян, что она без труда высвободилась из его рук.
– Спите, а утром мы все обсудим.
Он пристально на нее посмотрел.
– Вы любите меня, потому что я паршивая овца или несмотря на это?
– И за то и за другое.
– А, тогда… тогда это хорошо. Знаете, а я больше не паршивая овца. – Он перекатился на бок и пробормотал: – Я кое-чего стою.
Через минуту он уже спал.
Чарлз как-то объяснил ей, что даже лучшие из мужчин время от времени чем-нибудь злоупотребляют, когда жизнь кажется им невыносимой, трудной или они в чем-то не уверены. Или когда собираются друзья. Или, в случае Себастьяна, в компании братьев. Но до тех пор пока злоупотребление распространяется на еду или спиртное, а не на женщин, мужчин следует прощать. А Чарлз говорил, опираясь на собственный опыт.
Спящий Себастьян был похож на маленького мальчика, которому снятся засахаренные сливы. Спокойный и даже невинный, если не знать, какой он на самом деле. Она подумала, будут ли их дети выглядеть вот так же, и от этой мысли стало тепло на душе. Их дети. Себастьян потянулся, и иллюзия исчезла.
Но это не важно. Многие иллюзии исчезают. То, каким его видели окружающие – уверенным и даже высокомерным, – не соответствовало тому, каким он был в действительности. Ее собственные представления о независимости тоже всего лишь иллюзии, потому что свобода означает жизнь одной, без него. Лотте говорила, что жертву надо сопоставить с тем, что приобретаешь. Но может, на самом деле это вовсе не жертва – ведь сколько всего она приобретет взамен. Он сказал, что доверяет ей, и она тоже ему доверяет. Доверяет тому, что он любит ее такой, какая она есть. Доверяет настолько, что не станет требовать, чтобы она стала другой. Она доверяла ему всей душой.
Доверие – самый большой подарок, который они могли бы сделать друг другу. На Рождество и на всю жизнь.
Глава 20
Себастьян, стараясь не обращать внимания на сильную головную боль, незаметно вошел в столовую. Этим утром он был далеко не в лучшем состоянии, и последнее, чего бы он хотел, это привлекать внимание к своей особе.
Эдриан, Джеймс и Хью сидели в конце длинного стола и выглядели нисколько не лучше Себастьяна. Синклера не было видно – он скорее всего еще спит. Себастьян почему-то был уверен, что во вчерашней попойке виноват его американский друг. Ну может, не полностью, но частично.
