Виктория Александер - Любовница на Рождество
– Существует такое понятие, как компромисс, моя дорогая. Сэр Себастьян не производит впечатление человека, который стал бы требовать, чтобы ты уступала каждому его капризу. – Лотте покачала головой. – Такие мужчины, как он, встречаются редко, и за них следует держаться.
– Брак меняет человека, – упрямо заявила Вероника.
Лотте фыркнула.
– Не настолько. Этот человек влюбился в тебя. Ему нужна ты, а не какое-то вялое, слезливое существо.
– Не могу поверить… Ты всегда была абсолютно независима и делала только то, что хотела. И теперь именно ты ратуешь за брак?
– И жила в доме, который не является моим, с братом и матерью, – отрезала Лотте.
– Но мне казалось, что ты была вполне довольна… Ты много путешествовала, занималась благотворительностью, в общем, тем, что тебя интересовало.
– И каждую ночь отправлялась спать одна! И буду одна до последнего вздоха. – Лотте замолчала, и это было долгое молчание. – Самое ужасное, Вероника, – это быть одной и сожалеть об этом. И знать, что винить в этом, кроме себя, некого. Не было ни единого дня, чтобы я не сожалела о своих прошлых решениях. Чтобы не спрашивала себя, что могло бы быть, если бы я так не боялась уступить. Не следуй моему примеру. Я позволила упрямству и гордости разрушить возможность счастья.
Вероника не могла поверить своим ушам.
– Я понятия не имела ни о чем подобном.
– Разумеется. Мои сожаления я не выставляла напоказ и никогда не говорила об этом ни с кем.
– Я подозревал, – тихо произнес отец.
– Ты, дорогой брат, мог, конечно, понять, что такое сожаление, но в своих горестях ты по крайней мере не виноват. – Она усмехнулась. – Тебя постигло несчастье, а я… просто дура. – Лотте повернулась к племяннице: – Тебе никогда не приходило в голову, почему я так одержима идеей членства женщин в Клубе путешественников?
– Потому что женщинам не следует отказывать в этом из-за того лишь, что они женщины, – не колеблясь, ответила Вероника.
– Это, конечно, официальная причина, но… – Лотте сделала глубокий вдох. – Это дает мне возможность поспорить с Хьюго. Ничто в жизни меня так не воодушевляет, как поспорить с этим человеком. У меня просто кровь бурлит в жилах.
У Вероники перехватило дыхание.
– Ты до сих пор его любишь?
– Я ненавижу саму землю у него под ногами.
– Да, мы жалкое семейство, – с кислой усмешкой произнесла бабушка.
– Ты, оказывается, все это время не спала? – изумилась Лотте.
– Я спала ровно так же, как и в мои особыемоменты. Сколько интересного можно узнать, когда все думают, что ты не в себе или спишь. – Она устремила на Веронику твердый взгляд. – Насчет сливового пудинга я не шутила. Если его не подадут, я расстроюсь. – Она вздохнула. – Это – единственная моя радость на Рождество. И в этом виноваты мои дети, да и я тоже. Ты… – Она повернулась к сыну. – Ты должен был уже давно оставить свое горе позади.
– Я думал, что уже это сделал, – ответил он.
– Возможно. – Бабушка кивнула. – Но ты замкнулся. Тебе было легче жить так, чем измениться. Милый мальчик, я знаю, как это трудно. Твой отец умер тридцать лет назад, а я все еще жду, что вот оглянусь и увижу его, или услышу его голос, или почувствую, как он дотронулся до моей руки. Но у тебя была дочь, которой ты совсем не занимался. Что касается тебя… – Она повернулась к Лотте. – Ты утратила любовь к жизни, потому что была слишком упряма, чтобы согласиться с тем, что то, чего хотел он, было так же важно, как и то, чего хотела ты.
– Я знаю это. – Лотте гневно взглянула на мать. – Успела понять за четверть века.
– Может… еще не слишком поздно? – осторожно спросила Вероника.
– Ты, очевидно, более романтична, чем кажешься. Слишком поздно что-либо менять. Я потратила столько сил, сознательно действуя ему на нервы все эти годы. К тому же… – Лотте повела плечами с таким видом, будто ей было безразлично, – он меня презирает.
– Но он так и не женился, – заметила бабушка.
– Как и я, но это не имеет никакого значения, – резко ответила Лотте. – И сейчас мы говорим не обо мне.
– А, да. – Бабушка перевела решительный взгляд на Веронику. – Любовница? Господи, Вероника, я считала, что ты умнее. О чем ты только думаешь?
– Я уже призналась, что как следует все не продумала…
– По-моему, ты вообще не думала, – укоризненно произнесла бабушка. – Мы воспитывали тебя не для того, чтобы ты стала чьей-то любовницей. Что тебе взбрело в голову?
– Мне казалось, что это совсем неплохая мысль, – сказала Вероника. – Я сохраняю независимость, управляю своим состоянием, своей жизнью и в то же время… в общем… – Она расправила плечи. – Мне надоело жить одной, без мужчины.
– Но ты не ожидала, что влюбишься в него, да? – подсказала бабушка. – А ты влюбилась.
– Кажется, да.
– Я и представить себе не могла такое… – Бабушка покачала головой. – Хотя этого можно было ожидать. Воспитанная язвительной старой девой…
– Я не язвительная, – сердито буркнула Лотте.
– …и властной старухой. – Бабушка оглядела всех. – Что? И никто этого не опровергнет?
Отец улыбнулся:
– Ты же не всегда была старой.
Бабушка хмыкнула и перевела взгляд на Веронику.
– Прости, моя дорогая. Во многом это наша вина.
– Нет, бабушка, что ты, – горячо возразила Вероника. – Это не твоя вина, и не Лотте, и не папина. Вы научили меня быть самостоятельной, а это значит – уметь отвечать за свои решения, правильные они или нет. – Она покачала головой. – Ты права. Я не ожидала, что полюблю его. И я достаточно хорошо узнала Себастьяна, чтобы понять – он ни за что не захочет видеть меня не такой, какая я есть.
– Позволь напомнить, что у тебя есть превосходный поверенный, который составит документы таким образом, что ты сможешь сохранить управление своим состоянием, – сказал отец. – Если ты примешь решение выйти за сэра Себастьяна.
У Вероники вырвался вздох.
– Кажется, я уже решила.
– Замечательно. – Бабушка кивнула. – А теперь скажи – что ты хочешь, чтобы мы сделали?
– Сделали? – удивилась Вероника. – Что ты имеешь в виду?
– Только то, что его семья думает, что вы уже поженились. – Лотте закатила глаза к потолку. – Эту ситуацию даже труднее вообразить, чем твое идиотское желание стать любовницей.
