В плену удовольствия - Элизабет Торнтон
— Дело в том, — сказал он наконец, — что я не желаю слышать, как моего тестя описывают в тех выражениях, в которых вы описали Томаса Мессенджера. Как вы сказали? Под конец его единственным другом осталась бутылка. Для него потеряли значение даже жена и дети. Вы хотите, чтобы вас запомнили таким, мистер Диаринг?
— Вашего тестя? — раздраженно переспросил Диаринг.
— А вы не догадались, мистер Диаринг? Основной целью моего приезда к вам было желание просить разрешения на брак с вашей дочерью.
Старик еще в изумлении открывал рот, когда Эш встал. Он собрал газетные вырезки и вложил их в руку Диаринга.
— Прочитайте их и скажите, что вы в них увидите.
Денисон вернулся в дом и отправился на поиски Евы.
* * *
Марта не была больна, как сказала служанка. Эта маленькая ложь позволяла хозяйке дома отделываться от посетителей, не нарушая приличий, и заниматься действительно важными делами. В данном случае таким делом была проверка и перекладывание белья в верхней кладовой, где Ева и нашла свою мачеху.
Когда Ева вошла, Марта взглянула на нее и щелкнула языком.
— Можешь идти, Дора, — велела она юной горничной, которая ей помогала. — Я уверена, миссис Тиммонс пригодится дополнительная пара рук для чистки серебра.
— Да, мэм, — ответила Дора и, опустив глаза, поспешила прочь.
Имена миссис Тиммонс и Доры ничего не говорили Еве. Прислуга в доме Марты менялась с завидным постоянством. Марта была придирчивой хозяйкой, и мало кто мог отвечать ее требованиям.
— Хорошо выглядите, Марта, — сказала Ева.
Та сжала и без того тонкие губы и ответила:
— Как мило с твоей стороны.
Она была моложе мужа на добрых пятнадцать лет, симпатичная женщина с роскошными темными волосами, слегка подернутыми сединой. Таково было первое впечатление. Более внимательный взгляд обнаруживал редко улыбающийся рот и холодные твердые глаза.
Марта вернулась к пересчету простыней.
— Твой отец становится очень забывчив, как я тебе и писала. Это было два месяца назад. Но полагаю, у знаменитой писательницы есть более важные дела, чем визит к больному отцу.
Ева не понимала, почему не может набраться храбрости и справиться с мачехой. Она стала взрослой женщиной, жила полной, достойной жизнью. Более того, она знала, что требуется Марте лишь в качестве мальчика для битья. Но стоило той уколоть падчерицу презрительным взглядом, и она вновь ощущала себя ребенком.
В детстве она никогда не чувствовала себя в безопасности наедине с мачехой. Не то чтобы она боялась физического насилия. Марта никогда бы до этого не опустилась. Но отчего-то Ева внутренне сжималась, так что предпочла бы пощечину.
— Я привезла гостя, — сказала она, стремясь вернуться в нормальное состояние. — Виконта Денисона.
В ответ Марта лишь подняла брови, и Ева начала импровизировать.
— У виконта есть имение в Ричмонде, и он подумывает нанять садового архитектора. Он хочет попросить папиного совета.
Упоминание титула Эша и его желание получить совет от отца не смягчило Марту, как надеялась Ева. Мачеха сквозь зубы ответила льняным салфеткам, проверяя каждую из них:
— Что ж, ты зря его привезла. Твой отец слишком плох, чтобы говорить о чем бы то ни было. Конечно, ты в этом уже убедилась? — Она презрительно взглянула на Еву. — Я думала, что ясно написала об этом в письме. Твой отец впадает в слабоумие, и лишь я за ним ухаживаю.
Ева побледнела и начала запинаться:
— Нет. Я не знала. Ваше письмо было очень туманным. Но это не может быть правдой. Он еще не стар. Что говорит доктор?
— Доктор! — Марта разгладила салфетки, положила их на полку, затем повернулась и устремила на Еву холодный тяжелый взгляд. — Этот пустозвон? Думаешь, я хочу, чтобы соседи узнали о нашем несчастье? А они узнают, если я приглашу доктора Портера. Он просто сплетник.
Ева невидяще смотрела на мачеху.
— Я не могу поверить, что папа слабоумен, — пробормотала она и ненадолго задумалась. — Совсем недавно он говорил вполне разумно.
— Что ты об этом знаешь? Ты бываешь здесь лишь с редкими визитами. А мне приходится с ним жить.
Переполненная чувством вины, Ева спросила:
— А нельзя пригласить другого доктора? Кого-то более осмотрительного?
— Тебе ли говорить об осмотрительности! — Марта встала, прижимая пальцы к губам. — О чем ты думала, приехав к парадной двери в экипаже без горничной или компаньонки? О да, служанка мне рассказала. Что, по-твоему, скажут люди?
— Ничего! — возразила Ева, вовремя забыв, что и сама думала об этом раньше. — Виконт Денисон — уважаемый джентльмен. Ради всего святого, Марта, мы почти весь день ехали в открытом экипаже. Только человек извращенного ума мог усмотреть здесь что-то неподобающее.
Щеки Марты покраснели от злости.
— Уважаемый джентльмен, да? Что же, позволь мне кое-что сказать тебе, мисс. Я слышала о твоих похождениях в Лондоне, и лорд Денисон может быть каким угодно, но не респектабельным. Он охотник за приданым, без копейки денег, и единственное, на что он способен — совратить женщину.
— Ваш рассудок не извращен, — голос Евы стал опасно спокойным. — Он помрачен!
Потеряв осторожность, Марта чуть ли не набросилась на падчерицу:
— А что с твоим рассудком, Ева Диаринг? Думаешь, я не знаю, что ты в точности, как твоя мать? Антония с ее манерами и достоинствами! О да, твой отец мне все о ней рассказал. Ее рассудок был ненормальным; заключив сделку с дьяволом, она видела будущее! Кто виноват в том, что у меня нет детей? Ты, ты, маленькая ведьма! Ты наложила на меня заклятье, не так ли, потому что твой отец предпочел меня Антонии. И будто этого было недостаточно, ты читала мои мысли прежде, чем я сама их знала, и передавала своему отцу. Так что не говори мне о моем рассудке.
Ева могла бы смириться с обвинениями в свой адрес, но Марта знала, что может сильнее задеть ее, нападая на Антонию. Ребенком Ева затыкала уши и убегала из комнаты. Сейчас она стала старше и сильнее, крепко стояла на ногах и отвечала ударом на удар:
— Вы правы, я читала ваши мысли, но не произносила заклятий. Вы сами не хотели детей и делали все, чтобы их не было. Я не разносила сплетни. Если отец это выяснил, то я здесь ни при чем. Я знала, что отец наказал бы меня, если б узнал, что я читаю ваши мысли. Я пыталась этого не делать, но вы облегчали работу. Понимаете, вы всегда сердились, а я не умела закрываться от
