Вера - Алиса Клима
Клавка проявляла самый высокий интерес к работе Комитета. Она причисляла свою воровскую деятельность к торговой сфере и теперь чувствовала, что в ней рождается общественно-культурный активист. Она исправно брала уроки пения у Инессы Биссер, для чего был привлечен Кузьмич с баяном, и успевала при этом участвовать во всей мыслительной работе Комитета, что очень раздражало Варвару-бригадиршу, которая жаловалась Ларионову на невыполнение ее бригадой нормы, после чего Ларионов временно освободил «Клавдию Сердючко от выполнения работ на лесоповале». Клавка очень гордилась этим. Впервые ее освободили от работ на делянке не из-за хитрости и симуляции, а из-за ее важности и нужности. Авторитет ее среди уголовников вырос сразу же.
Однако Клавка стала жаловаться Ирине на то, что в Комитете она одна представляет интересы уголовников против пяти, представлявших интересы «контриков». Несмотря на то что Лариса убеждала Клавку в том, что интересы они преследуют общие, Клавка чувствовала в этом какой-то подвох со свойственной криминальному миру бдительностью. На очередном заседании Комитета Клавка внесла предложение включить в Комитет еще пять уголовников – двух мужчин и трех женщин. Ирина заметила беспокойство Ларионова, но она соглашалась, что Клавка по-своему права.
– Мы, граждане начальники и контрреволюционеры, – говорила на заседании важно Клавка, поворачиваясь в разные стороны, как будто перед ней сидела тысячная аудитория, – в Уставе записали, что преследуем цели социализма и коммунизма. А ведь главная цель для всех нас – достигнуть равенства, так? Так вот, Клавка Сердючка просит вас обеспечить, так сказать, квоту для граждан уголовничков.
Ирина видела, как лукаво поблескивали глаза Ларионова, когда он слушал речь Клавки. Лариса Ломакина подняла руку.
– Говори, Лариса, – попросила Инесса Биссер, председательствующая на заседании.
– Ты, Клава, несомненно, права в целом, но тогда Комитет станет слишком большим. Поэтому я даю самоотвод, – сказала Лариса.
Ирина и Лариса переглянулись. Ирина поняла, что Лариса жертвует своим местом в Комитете, потому что стремится ограничить в нем количество уголовников.
– И еще, – добавила Лариса, – нам нужно избрать председателя.
– Есть ли возражения? – спросила Инесса Биссер.
Все согласились с предложениями Ларисы.
– Тогда предлагайте председательство.
Клавка снова встала.
– Я думаю, все поддержат, если председателем станет Александрова. – Люди принялись кивать как на партсобрании. – Это была ее идея, и она нам помогла сплотиться и стать тем, кто мы есть – без балды, полноценным органом на зоне. Она донесла до гражданина майора доходчиво, так сказать, почем фунт лиха.
Ларионов криво улыбнулся, вспоминая их с Ириной встречи, а женщины смущенно переглянулись. Ларионов заметил, что Ирина слушала Клавку с нетерпением.
– Ирина, почему ты молчишь? – спросил он. – Тебя все предлагают.
Ирина поднялась и окинула взглядом людей, чужих еще два месяца назад, а теперь таких близких и симпатичных ей. Ирина чувствовала радость былых дней, когда деятельность делала людей красивыми и значимыми в собственных глазах, и она видела, что Ларионов был рад всему происходящему не меньше остальных.
– Я не покривлю душой, – начала она робко, – если скажу, что не ожидала такого доверия к моей персоне. Еще недавно мне казалось, что моя жизнь закончилась… Я выросла в семье, где было много любви, и мне было тяжело оказаться на зоне среди вас – будто далеких и непонятных мне людей… в полном заточении, без надежды, без веры…
Она видела печаль в глазах Ларионова, но хотела договорить главное. Она была благодарна людям и ему за то, что жизнь ее не кончилась, а продолжалась и обретала новый смысл.
– Сегодня я вижу других людей, и не потому, что они изменились, а потому что изменилась я. Наше дело важно для меня потому, что я верю, что мы должны создавать что-то хорошее друг для друга, какое-то добро, и только это может сделать нас счастливыми. Клава, совсем недавно ты только и делала, что играла в карты на вагонках и пела песни… воровские песни. А посмотрите на Клаву сегодня! Она помогает организовать строительство нового актового зала, пишет тексты к выступлениям и учит арии Верди с Инессой Павловной. Именно она, а не я, проделала огромный путь за последний месяц, который, возможно, изменит всю ее жизнь. И поэтому то, что я скажу, может быть неожиданно для всех, но именно Клаву я предлагаю избрать председателем нашего Комитета и прошу поддержать это предложение.
Ирина видела на лице Ларионова озадаченность и смотрела на него пристально, словно говоря: «Доверься мне, не останавливай теперь то добро, которое мы вместе начали». Клава поднялась, прижимая к груди косынку, онемев от услышанного. Ей, уголовнице, мотающей второй срок за квартирные кражи, хотели доверить быть главным человеком в Комитете!
Ларионов терпеливо молчал.
– Да что же это? Да как же это? – промолвила Клавка, комкая косынку.
Инесса Биссер нежно улыбалась, а Лариса Ломакина кивала. Мужчины переглядывались и в нерешительности смотрели на Ларионова и Губину, присутствовавшую все время на заседании.
Губина нагнулась к Ларионову и что-то шептала ему, явно предостерегая его, что было понятно из того, как она ставила ребром руку. Клавка опустила голову.
– Такого не будет, верно? – сказала она тихо.
Ларионов наконец остановил Губину и оглядел всех присутствующих.
– Не скрою, для меня было неожиданностью услышать предложение Александровой, – сказал он бодро, а Ирина смотрела на него с каким-то знакомым ожиданием в глазах. – Я услышал ваши мнения и увидел их… и могу сказать, что я не возражаю против этого предложения…
Все вдруг зашумели, стали ободрять Клавку, а Губина ворчала что-то, глядя снизу вверх на майора.
– Граждане, я не закончил, – сказал Ларионов с улыбкой. – Но при всем при этом я хочу, чтобы Клава сама сказала, справится ли она с этой ответственностью – это первое. А второе – все свои решения внутри Комитета она должна будет согласовывать с Ириной Александровой и, конечно, мной и гражданкой Губиной. Так как, Клава?
Клавка широко улыбалась, вертела головой и дрожала.
– Граждане, так ведь я за честь почту и ох как буду председательствовать! Я еще и гражданина Моцарта теперь выучу!
Люди смеялись и галдели, но Ларионов сделал знак рукой всем притихнуть.
– Тогда, Клавдия, поздравляю тебя. Но поскольку Ломакина дала самоотвод от участия в Комитете, а ты, Клава, теперь избранный председатель и у тебя право двух голосов по всем известным правилам, со стороны граждан уголовников мы можем теперь принять только двоих, – закончил он.
Ларионов и Ирина встретились глазами, и он увидел в ее взгляде одобрение и смешливые искры. Клавка почесала затылок.
– Выходит, что так, – промолвила она. – Так по справедливости
