Вера - Алиса Клима
– Врешь! Все знают, что ты была с ним вчера! – закричала она.
Ирина резко откинула ее руку, но Анисья уже схватила Ирину за телогрейку и повалила на пол. Женщины закричали – кто-то пытался их разнять, кто-то с удовольствием наблюдал за схваткой, радостные, что их скуку развлекали, а кто-то кричал:
– Начальство зови! Тетя Аня, сюда!
Балаян-Загурская пыталась ухватить за шиворот Анисью, чтобы оттащить от Ирины, но Анисья и Ирина оказались достаточно сильными и так крепко сцепились, что даже Балаян-Загурская отпрянула и звала вохру.
Федосья бросилась за Ларионовым, и уже через несколько минут они с Касымовым влетели в барак. Касымов оттащил Анисью, а Ларионов поднял с пола Ирину – обе были растрепанные. На щеке Ирины виднелась ссадина, и Ларионов чуть было не дотронулся до ее лица в порыве. Анисья визжала какое-то время, вырываясь, но потом стихла и тяжело дышала и рыдала. Женщины ждали, что сделает Ларионов.
Ларионов – бледный и суровый – смотрел на Ирину, а она не могла поднять на него глаза.
– Цела? – спросил он тихо.
Она не сразу поняла, что он обращался к ней, и молчала.
– Да что же это такое, Гришенька?! – запричитала Анисья.
– Уймись, – резко бросил он, побагровев от того, как она назвала его при всех. – Касымов, Фролову в изолятор на трое суток. Александрова, Сердючка, Биссер и Ломакина – ко мне.
– Гриша! – закричала Анисья, срывая голос. – Да как же это?!
Касымов уже волок Анисью из барака в ШИЗО, а женщины испуганно расступались, перешептываясь. Ирина почувствовала вдруг жалость к Анисье. Анисья любила Ларионова, и Ирина не могла поверить, что он мог так жестоко обойтись с женщиной, с которой делил постель, в сущности, из-за нее – из-за своей глупой мужской прихоти получить любой ценой новую игрушку.
Ирина сторонилась Анисьи последнее время и даже избегала самих мыслей о ней. Она была честна с Анисьей, но внимание майора становились столь заметными всем на зоне, что было невозможно убеждать каждого в отсутствии между ней и Ларионовым связи. И самое неприятное для Ирины было в абсурдности положения: физической связи не было, но появилась связь незримая. И Ирина страшилась признаться себе в том, что связь эта была, увы, обоюдная.
Ларионов развернулся и пошел к выходу, не обращая внимания на причитания Анисьи. Ирина, оттолкнув Федосью, ринулась за ним и вцепилась в рукав его гимнастерки, не в силах видеть, как на ее глазах Касымов волок Анисью по снегу, а та все вырывалась и звала Ларионова.
– Вы даже не разобрались и бросили ее в ШИЗО! – не выдержала она. – Анисья не сделала ничего ужасного!
Ларионов резко остановился и окинул Ирину суровым взглядом.
– Я жду вас у себя через минуту, или все сядете в ШИЗО с этой истеричкой, – сказал он сухо и ушел в свою избу.
– Ладно, – пробурчала Федосья, выбежавшая следом за ними. – Собирайтесь и – к начальству. Вот беда…
Шли они, ожидая теперь уже не только отказа в проведении праздника, но и наказания для всех. С момента прибытия их в лагерь это был второй самый неприятный для них день. Ирина теперь знала только одно, что она должна взять всю вину на себя. Не разозли она Ларионова своим упрямством и оскорблениями, ничего этого бы не было. Она чувствовала еще и стыд за то, что все в бараке думали теперь, что он заменил ею Анисью. Как теперь она будет смотреть ему в глаза, когда все знали о том, что он предложил ей стать его любовницей? А Сердючка? Она так хотела петь на празднике, стремилась быть красивой и нужной для всех, а теперь все было перечеркнуто этой пошлой склокой.
Перед тем как они вошли в избу, Ирина вдруг остановилась.
– Послушайте, – сказала она тихо, – я, видимо, все испортила. Простите меня. Но теперь вы должны знать, что я бы хотела сделать все, чтобы наш праздник состоялся. Это теперь – самое важное.
Глаза ее болезненно блестели. Инесса Павловна поспешно взяла Ирину за руку.
– Ты ни в чем не виновата, – сказала она ласково, – правда, девчата?
Клавка хмуро смотрела на Ирину исподлобья.
– По правде сказать – стерва она, Анисья. А Ларионов просто измотался как мужик. Черт с вами! Ирка, я тебя не виню. Но дура ты стоеросовая, это факт! Держимся вместе, а там – будь что будет!
Они вошли в избу, и Федосья (сама напуганная ситуацией) осторожно постучала в дверь к Ларионову.
– Вот, привела, – заискивающе начала она.
– Войдите, – сказал Ларионов холодно.
Ларионов сидел за столом, перед ним лежал открытый томик Тютчева. Ирина смотрела на томик и не могла взглянуть на Ларионова. Она чувствовала, что слабеет от волнения, и кусала губы. На щеке ее была ссадина и грязные разводы, волосы взъерошены после драки.
Ларионов смерил ее быстрым взглядом и встал, засунув руки в карманы галифе.
– Я позвал вас, чтобы поговорить о празднике, – начал он. – Но я вынужден прежде поговорить о дисциплине в вашем бараке.
Женщины стояли, потупив взор, но по тону его голоса Клавка вдруг почувствовала, что Ларионов не был зол на них. Напротив, ей казалось, что он был раздосадован. Она не могла поверить, что начальник лагпункта был готов беседовать с ними, заключенными, о дисциплине вместо того, чтобы бросить всех в ШИЗО и морить голодом.
– Я не хотел бы применять более строгие меры пресечения этого хулиганства, но в следующий раз вынужден буду отправить в ШИЗО всю вашу веселую компанию, – говорил он спокойно.
Ирина вскинула на него глаза.
– Вы должны знать, что во всем виновата лишь я! – быстро заговорила она.
– Я это знаю, – ответил он спокойно, и она почувствовала, что вспыхнула от стыда, вспоминая их вчерашний разговор и его признания.
– Тогда прошу вас наказать по всей строгости лишь меня, – продолжала она, а Ларионов смотрел на нее измученными глазами.
– Ты можешь хоть минуту помолчать? – не выдержал он, но в голосе его просквозила ласка.
Клавка оживилась, чувствуя все увереннее, что Ларионов вовсе и не собирался наказывать не только Александрову и их всех, но, наоборот, хотел говорить с ними о другом.
– Если вам ясен мой приказ, я хотел бы все же поговорить о празднике, – сказал он, и, стараясь опередить Ирину, быстро добавил: – Я хотел предложить привлечь специалистов, которые смогут помочь хорошо сделать актовый зал.
Женщины наконец подняли на него глаза. Ларионов смутился и прошелся по комнате.
– У нас есть