Эмма Драммонд - Танцовщица
При звуке его голоса Лейле показалось, что земля уходит из-под ее ног. Она слишком хорошо знала этот голос, хоть не слышала уже пять месяцев. Не смея поверить, Лейла смотрела на Вивиана, сжимая в руках поднос, не в силах пошевелиться. Он, конечно, заметил синяки и царапины, оставшиеся от прошлой ночи. Ей казалось, что он видит Лили Лоув, лежащую под грузным солдатом на краю поля, видит испуганную, заплаканную девушку, благодарно отдавшую всю свою жизнь за тридцать шиллингов и адрес в Шотландии.
Боль и мука в глазах Вивиана ясно показали ей, что между ними все кончено навсегда. Ни он, ни она были не в силах произнести ни слова, а только смотрели друг на друга через голову Френка.
Наконец он тихо, запинаясь, произнес:
— Простите меня. Я… я сделал… ошибку. Огромную ошибку.
Он повернулся, поднялся по ступенькам и исчез из виду. Несколько мгновений Лейла слышала звук его шагов по тротуару. Все, что ей осталось, — это воспоминание о его красивом лице, искаженном страданием, сжатых в горькой усмешке губах и глазах, полных вопросов, на которые она сейчас не могла ответить.
Френк попытался взять у нее из рук поднос, но она крепко вцепилась в него. Если бы она не держалась за него, то, наверно бы, рассыпалась, как кучка пепла, как огонь, который никогда больше не загорится.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Ничего не видя перед собой, Вивиан несколько часов бродил по лондонским улицам, не замечая ни людей вокруг, ни транспорт. Он дважды выходил с тротуара на мостовую прямо перед идущей каретой, но даже не заметил, что счастливо избежал опасности. День перешел в вечер, на улицах зажгли желтые фонари. На город ложился туман. Людей становилось все меньше. Остались только рабочие, нищие и отчаявшиеся, позволявшие себе ходить по улицам, когда покрытый пеленой город становился удобным местом для преступлений.
У богатых мужчин при себе бывают толстые кошельки, золотые часы, кольца или запонки с драгоценными камнями, портсигары из черепаховой кости или серебряные табакерки, трости с золотыми или серебряными набалдашниками. И неважно, что жертва сильна: легкое касание при обгоне, короткая остановка, чтобы спросить время, молодая девушка, «случайно» пересекшая дорогу, — этого достаточно, чтобы облегчить ваш карман. В некоторых кварталах Лондона группы бандитов могли окружить и в мгновение ока раздеть прохожего, исчезнув так же быстро, как появились.
Странно, но Вивиан в этот вечер беспрепятственно прошел полгорода. Даже проститутки понимали, что их призывы не будут услышаны. Возможно, люди ночи видели в его глазах отчаяние, злость на обстоятельства и дикую агрессию человека, дошедшего до той черты, когда он больше не позволит себя унижать.
Постепенно становилось светлее и более шумно. Стало больше повозок. Что-то темное ринулось к нему, рука схватила его руку, раздался громкий голос:
— Господи, сэр, вы же лезете прямо под лошадь! Вивиан посмотрел в полное красное лицо с выпуклыми глазами и густыми, белыми усами.
— Благодарю, — пробормотал он.
— Да… для такой ночи вы чертовски невнимательны, — услышал он назидательный ответ. — Заходите внутрь, дружище, или возьмите кеб и поезжайте домой. Вы выглядите неважно.
Вивиан остался стоять, а пожилой человек отошел. Все, что он мог видеть, — это сверкающие огнями слова «Веселая Мэй», пляшущие у него перед глазами. Он довольно долго стоял и смотрел на них.
Увидеть Лейлу снова спустя пять месяцев и при таких обстоятельствах, — это было ужасно. При первой возможности Вивиан отправился из Брайтона в Лондон, чтобы поговорить с ней начистоту. Он несколько раз прошел всю Миртл-стрит, прежде чем решиться спуститься в ее подвал.
Уж лучше бы он считал себя жертвой мести целомудренной женщины. Жена другого мужчины! Неряшливого мужика в протертых штанах, шерстяной рубахе и подтяжках. Грубого животного с одной рукой. И этот солдатский жаргон! Он снова увидел его грубое красивое лицо, густые черные волосы, которые буйно росли на груди, желтые зубы. «Чего ты хочешь от моей жены?» И Лейла, с белым лицом, вцепившаяся в поднос, стоящая в знакомой комнате, заваленной теперь пивными бутылками. Доска для хлеба, кусок сыра, маринованный лук в кувшине — все на столе без скатерти— и скомканная постель в углу в четыре часа пополудни.
Жена другого мужчины! Этой красивой, утонченной и удивительно женственной девушкой обладает грубое животное, сквернослов в рубахе и подтяжках, — эта мысль казалась ему почти непристойной. Вивиану хотелось вернуться и вырвать ее из этих грязных рук, но холодный рассудок говорил другое.
Лейла Дункан — это искусное творение талантливого Лестера Гилберта. В действительности эта девушка — сирота из низших слоев общества. Конечно, ей больше бы подошел мужчина из ее круга, а не «надушенный ублюдок», как назвал его этот грубиян. Она была не благородной, целомудренной девушкой, а расчетливой замужней женщиной, игравшей им, чтобы что-то получить от него. Она хотела от него больше, чем несколько подарков. Господи, как она, наверное, упивалась, когда он предложил ей сердце и свое благородное имя! Как смешны были его постоянные возвращения к ней после ее унизительных отказов. Даже получив это жестокое письмо, он опять вернулся к ней. Она была явно смущена его приходом после своего окончательного отказа. У нее не было времени спрятать мужа.
Огни у входа в театр, цветастые платья женщин, элегантные плащи и шляпы их кавалеров, толкотня подъезжающих и отъезжающих карет, — все смешалось в его голове. Вопреки здравому смыслу ему хотелось думать, что, когда она взглянула на него, в ее глазах была боль, а не насмешка. Может, Лейла сама попала в ловушку? Он никогда не узнает ответа, потому что он не должен больше ее видеть. Вивиан стоял, пытаясь заглушить боль в сердце; но даже сейчас он все еще любил ее.
Театр Линдлей поглотил всех своих зрителей. До одиннадцати будет тишина, а потом он снова извергнет их. Молодые люди, как и он когда-то, будут толпиться у служебного входа с букетами цветов или небольшими подарками. Резко повернувшись, он шагнул в туман, стараясь избавиться от того, с чем не мог примириться.
Дома Китсон приветствовал его новостью, что доктор и мисс Марчбанкс прождали его больше часа и согласились пообедать. Отказавшись от еды, Вивиан, не раздеваясь, прошел в гостиную. Наверное, он поздоровался с Рупертом и Джулией и извинился за свой поздний приход и за то, что не переоделся. Если он и сделал все это, то вряд ли заметил, как. Они оба произнесли то, что полагается в таких случаях, и Вивиан был вынужден что-то отвечать. Затем Руперт ушел, сказав, что его по телефону срочно вызвали к их больной тете, добавив, что он присоединится к ним на приёме, как только освободится.
