Мари Клармон - Любви навстречу
Не колеблясь ни секунды, Эдвард распахнул резную дубовую дверь. Приемная герцога поражала воображение. Строгие панели из тикового дерева украшал причудливый орнамент из слоновой кости.
Мэри же сидела на диване, скрестив руки на груди и пристально глядя на огонь в камине.
– Я не должен был позволять тебе это, – выпалил Эдвард.
– Ты прекрасно знаешь, что не мог ничего мне запретить.
– Если бы я знал, чем все кончится…
– Встреча с ним была моим выбором. – Мэри по-прежнему смотрела на огонь.
– Но я должен был найти… иной выход.
– Я жаждала отмщения больше, чем спасения, и неоднократно повторяла это. Поэтому я не стала слушать ни тебя, ни Еву. – Мэри откинула голову на подушки и уставилась в потолок, словно обращала взор к небесам.
Чувствуя, что любовь заполнила все его сердце, Эдвард решительно подошел к Мэри и, взяв ее за руки, заставил взглянуть ему в глаза.
– Все это больше не имеет значения, – заявил он. – Месть? Одиночество? С ними покончено!
Мэри смотрела на него с изумлением.
– Но как ты можешь…
– Пока я не встретил тебя, душа моя была мертва, – перебил ее Эдвард. Но рядом с тобой я оживал, познавал счастье.
На глаза Мэри навернулись слезы.
– Эдвард, ты…
– Я чуть не уничтожил тебя своей… – Он задыхался от стыда. – Своей страстью к справедливости и своей глупостью.
– О Эдвард, не надо об этом…
– Нет, надо! Увы, я не мог предложить тебе ничего, кроме своей горечи и ненависти.
Мэри всхлипнула. Слезы переполнили ее глаза и теперь ручейками стекали по бледным щекам.
– Эдвард, ты не должен так говорить.
– Должен. Милая, ты только посмотри, куда я тебя завел из-за своего панического страха любви! Но теперь я понимаю, что я – не мой отец. Я не несу ответственности за его поступки и не должен за них расплачиваться своей жизнью. Я должен радоваться каждой секунде жизни. Жизни с тобой, Мэри.
По-прежнему всхлипывая, она пробормотала:
– Я хотела освободиться от своего отца и от всего… – Мэри опять всхлипнула. – Я твердо верила, что встреча с ним мне поможет.
– Я пытался найти свободу всю свою жизнь. Свободу от отца, от воспоминаний, а прежде всего – от себя самого. Но только ты дала мне свободу.
Мэри с робкой улыбкой покачала головой:
– Я бы никогда не смогла дать тебе это.
Эдвард прижал ее к груди и прошептал:
– Ты научила меня любить. Я полюбил тебя, Мэри, и люблю всем своим сердцем.
– Я никогда не смела верить… – Она поцеловала его в висок. – О Эдвард, я так тебя люблю… Я поняла это уже давно. С первой нашей встречи, когда ты назвал меня Калипсо.
Он немного отстранился, чтобы заглянуть ей в глаза.
– Мэри, ты сможешь простить меня?
Она прижалась к нему – и снова расплакалась. Но на этот раз заплакала от радости.
– Эдвард, не спрашивай. Все сделанные нами ошибки и вся боль, которую мы причинили друг другу, – то был всего лишь путь к нашей любви.
– Милая, обещай, что если я снова поведу себя недостойно, то ты скажешь мне об этом.
С ее губ слетел беззаботный смех, а глаза вспыхнули радостью.
– Разумеется, любимый. Если ты пообещаешь сделать то же самое.
– Тогда поцелуй меня.
Губы Мэри тотчас же прильнули к его губам, и только сейчас Эдвард почувствовал истинную свободу. Впервые в жизни он был по-настоящему счастлив.
Глава 29
Клэр недоумевала: как ее падчерица смогла так бесшумно войти в комнату? Сидя в дальнем углу, она наблюдала, как эта красивая юная леди, точная копия своей матери, подошла к кровати и положила руку на плечо отца. А затем, когда она наклонилась к лицу герцога, Клэр отчетливо услышала ее шепот:
– Я тебя прощаю, – сказала она. Коснувшись щеки отца, добавила: – Прощаю за все. И теперь… мы оба свободны.
Не бросив больше ни единого взгляда в сторону старого дьявола, Мэри выпрямилась, оправила свое темно-красное платье и тихо вышла из комнаты, снова оставив Клэр наедине с мужем.
Герцогиня Даннкли с трудом поднялась со стула, обитого шелком. Серебристо-лавандовое платье казалось ей ужасно тяжелым – как будто в подол была вшита железная цепь. Клэр не переоделась даже после ухода доктора. Герцог находился между жизнью и смертью. Врач дал понять, что эта ночь решала все – решала, выживет ее муж или отправится в мир иной.
Чуть помедлив, Клэр направилась к постели больного. Удивительно! Оказалось, что присутствие падчерицы на балу помогло ей освободиться и вырваться из золотой клетки.
Приблизившись к кровати, Клэр почувствовала характерное жжение в груди – тело явно требовало новой дозы опия. Но она решительно покачала головой. Нет, нет, и нет!
Стоя у изголовья широкой кровати, юная герцогиня с удивлением обнаружила, что глаза мужа открыты, а дыхание у него было ровное и спокойное.
– Ваша светлость… – прошептала она.
Он моргнул, но сказать, конечно же, ничего не мог.
Клэр наклонилась и взяла с кровати одну из подушек.
– Хочу, чтобы вам было удобнее, ваша светлость.
Взгляд герцога выражал доверие и полную уверенность в послушании комнатной собачки. Собачки, которая любит своего хозяина вне зависимости от того, как часто бывает им бита.
С глухим яростным криком Клэр резко наклонилась, накрыв лицо мужа подушкой. Тот почти не сопротивлялся – его парализованное тело дрожало, но он не мог отбиваться. Навалившись на подушку, Клэр уставилась на спинку кровати и смотрела на нее до тех пор, пока ее муж не перестал вздрагивать.
После этого она сняла подушку с его лица. В мертвых глазах застыли ярость и недоумение – было очевидно, что такого герцог никак не ожидал от всегда покорной жены. В конце концов, он просто не оставил ей выбора. Так думала Клэр, машинально подкладывая подушку под голову покойного герцога.
Нисколько не сожалея о содеянном, Клэр опустила веки мужа и неторопливо вышла из комнаты. Вышла из клетки на свободу.
Она сомневалась, что Мэри сильно огорчится из-за смерти отца. Проходя мимо портрета первой жены герцога Даннкли, Клэр задержалась. Возможно, все дело было в падавшем на портрет свете свечи, но она могла бы поклясться, что глаза Эзме повеселели.
– Не стоит благодарности, – ответила Клэр красавице на портрете и спустилась по лестнице словно на крыльях – наконец-то свободная и счастливая.
– Мне очень жаль, – тихо сказала Мэри.
Пауэрз стоял у стола красного дерева, в задумчивости поглаживая пальцами лакированную поверхность.
– Ты любишь его? – пробормотал он.
Мэри искренно сожалела, что не могла утешить виконта, который стал ей так дорог. Удерживая себя от дружеских объятий, она стояла у окна, наблюдая за проникавшими в комнату лучами весеннего солнца.
