Мари Клармон - Любви навстречу
Когда они миновали арочный проход, Мэри чуть замедлила шаг, пытаясь осмотреться в доме, где провела детство. В этот момент они уже стояли в очереди гостей, приветствовавших хозяев.
– Ты готова? – спросил Эдвард так тихо, что она едва расслышала его голос среди шума толпы.
– Я готова с того самого дня, когда он убил мою мать, – ответила Мэри; ей не терпелось сбросить отца с его Олимпа – сбросить на растерзание высшего света.
Они шли за другими парами, и вскоре Мэри наконец увидела отца. Все вокруг словно исчезло, и теперь она слышала только стук собственного сердца. Пытаясь справиться с приступом паники, Мэри сделала глубокий вдох.
За последние годы отец почти не изменился – те же угольно-черные волосы были зачесаны назад и напомажены, а лицо… Ох, когда-то, в далеком детстве, она так любила это лицо!
Герцог Даннкли благосклонно улыбался стоявшей перед ним паре – будто был щедрым благотворителем, одаривавшим несчастных своими милостями. Но он мог сколько угодно притворяться перед гостями – Мэри-то видела его насквозь!
Дама же, стоявшая рядом с отцом, была миниатюрной блондинкой в платье, как две капли похожем на платье с портрета. Но лицо ее представляло собой застывшую маску страха, а глаза… В этих глазах Мэри увидела до боли знакомое выражение, и чувство жалости к юной герцогине прибавило ей отваги.
Тут оркестр заиграл вальс, и голоса гостей зазвучали еще громче. А затем…
Отец приветствовал Эдварда сдержанной улыбкой, и тот ответил ему легким кивком – то есть согласно этикету держался с пожилым герцогом на равных. После чего представил хозяину вечера свою спутницу.
Кровь прилила к лицу Мэри, когда она шагнула к отцу.
Намеренно непринужденно Мэри опустила веер, присев в реверансе, и почти тотчас же деланая улыбка отца словно превратилась в болезненную гримасу. Несколько мгновений он смотрел на нее черной бездной своих холодных глаз, а потом… Внезапно глаза его словно ожили, и в них появилось чувство, которое Мэри никак не ожидала увидеть, – любовь, безумная любовь.
– Эзме! – воскликнул отец. Он схватил Мэри за руку, крепко вцепившись в нее и ощупывая ткань перчатки – словно пытался убедиться в реальности образа.
Но это продолжалось только несколько секунд, а затем произошло нечто пугающее… В глазах Даннкли не было больше ни любви, ни даже здравого смысла – был лишь один ужас.
– Прости меня, – с трудом произнес он. В следующее мгновение Энтони Даррелл, герцог Даннкли, упал на колени перед своей дочерью, моля о прощении.
Веселый смех и голоса гостей тотчас смолкли, и бальная зала погрузилась в тишину. Словно по команде взгляды всех присутствующих обратились к ним, и даже оркестр затих, оборвав вальс на высокой ноте.
– Ты должна простить меня, – умолял отец.
Мэри молчала, спрашивая себя: продолжать ли пытку, используя образ призрака матери, или открыть истину, ради чего она сюда и пришла. Но она ведь жаждала справедливости, жаждала правды, не так ли?
– За что мне прощать вас… папа?
Старый герцог вздрогнул и замер на мгновение.
– Ты – не Эзме! – Он судорожно сглотнул, но с коленей не поднялся. – Конечно, нет, моя драгоценная жемчужина! – Слезы заструились по его щекам, а лицо побледнело и осунулось, словно постарело лет на двадцать. – Ох, я так скучаю по твоей матери…
И это – весь его ответ? После стольких лет страданий? После заточения в сумасшедшем доме? Выходит, он скучал по ее матери…
С губ Мэри рвалось обвинение – мол, если он так сильно любил ее мать, то, быть может, не стоило толкать ее с лестницы? Но она сдержалась; ей надо было сказать отцу еще кое-что.
– Но мне сообщили о твоей смерти, Мэри.
– Ложь, – процедила она.
Невероятно, но на губах старого герцога заиграла теплая улыбка.
– И я благодарю за это Бога. – Тут он наконец поднялся на ноги и привлек дочь к себе. Прижав к груди, поцеловал ее в лоб. – Как хорошо, что ты вернулась, Мэри.
Она оттолкнула отца – его близость вызывала у нее омерзение и почти физическую тошноту.
– Зачем вы это сделали? Как вы могли так поступить?
– Я был вынужден, так как… Герцог сделал глубокий вдох. – Я сделал это ради твоего же блага.
– Блага? – переспросила Мэри, пытаясь понять, была ли в его словах хоть толика правды. – Но вы ведь отправили меня в сумасшедший дом!
Герцог молча кивнул и, казалось, погрузился в воспоминания. Минуту спустя со вздохом проговорил:
– Я боялся, что оно передалось тебе от матери… Ее безумие.
Тихие восклицания и перешептывания наполнили зал, но Мэри не обращала на это внимания – сейчас она думала лишь о том, как вытащить всю правду из лживого старика.
Тут герцог Даннкли крепко схватил ее за руки и, наклонившись к ней, прошептал:
– Скажи, что прощаешь меня, и мы начнем все сначала. Когда мне сообщили, что ты умерла… Поверь, сердце мое словно разбилось на тысячи осколков. Ведь я так и не попрощался…
Руки отца были холодными, сухими и шершавыми. А глаза… Ей было ужасно трудно смотреть в эти глаза.
– Значит, ты понял, каково это – не иметь возможности попрощаться? – Мэри пришлось собрать все свои силы, чтобы в порыве негодования не отдернуть руки. Или же не влепить негодяю пощечину.
– О, конечно, я все знаю, – ответил старый герцог. – И я думаю, что ты меня понимаешь, не так ли?
Мэри прищурилась и процедила сквозь зубы:
– Еще как понимаю. Ведь я так и не смогла попрощаться со своей матерью.
Отец побледнел, но не проявил ни капли раскаяния.
– Как и я, – сказал он, пожав плечами.
– Потому что вы, милорд, столкнули ее с лестницы! – в ярости закричала Мэри.
И снова по залу прокатились тихие возгласы. Но Мэри не обращала на гостей внимания; сейчас важно было лишь одно – раскрыть правду и показать всем истинное лицо этого чудовища.
Но герцог Даннкли, холодный и расчетливый негодяй, не собирался так просто отказываться от своей безукоризненной репутации. Изобразив душевные страдания, произнес:
– Я не толкал ее. Разве ты не помнишь, как все было?
Мэри отдернула руки и крикнула:
– Толкнули!
– Нет-нет, – возразил герцог с выражением неподдельного ужаса на лице. – Я… я лишь пытался ее поддержать. Я умолял ее не пить столько вина. Умолял!.. – Теперь в его голосе звучала скорбь безутешного вдовца. – Но она не слушала. Не желала вести себя как должно жене.
Мэри на несколько мгновений вернулась в прошлое. И увидела свою мать с хрустальным бокалом в одной руке и пузырьком опия – в другой. Ее мать почти не выпускала из рук бокал с шампанским или красным вином. И все же… Она решительно покачала головой:
– Нет, это неправда!
Отец тяжко вздохнул.
