Линда Миллер - Грешный ангел

Бонни влила ему в рот ложку лекарства.

– Чепуха! Если Форбс начал все сначала, то сможешь и ты.

Вебб был по-детски огорчен, и на момент сердце Бонни дрогнуло. Но через минуту он устремил на нее страдальческий взгляд и трагически сказал:

– Сьюзен понимает, что значит потерять все, Бонни.

«Сьюзен, Сьюзен, Сьюзен, – подумала Бонни, – мне до смерти надоело слышать это имя».

– А я не понимаю, вот и все, – ответила она.

– Мои станки пропали! – воскликнул Вебб. – Дьявол! Да и самого здания нет! У Форбса остались хотя бы полы и стены!

– Тсс, ты разбудишь Роз и Кэтти, – сказала Бонни.

Вебб осторожно коснулся ее руки.

– Прости, Бонни. Ты была так добра ко мне, даже уступила свою кровать, а я все ною и ною.

Бонни улыбнулась, дав понять, что прощает его, и осторожно высвободила руку.

– Спокойной ночи, Вебб! – сказала она, потушила лампу и вышла из спальни.

Часть третья

Ангел в ловушке

Глава 21

– Ты, как видно, преуспеваешь, – заметил мужской голос в тот момент, когда Бонни потянулась за парой новых рабочих ботинок, – наконец-то!

Лестница качнулась, когда она спускалась вниз. Несмотря на теплую июльскую погоду, она ощутила сквозняк. На пороге стоял Форбс Даррент.

– Наконец-то? – повторила Бонни, приводя в порядок одежду, – Форбс, что это – искренняя радость?

Форбс ухмыльнулся, облокотившись на прилавок. Как обычно, он был хорошо одет: сшитые на заказ бриджи из мягкой материи, высокие блестящие черные сапоги, льняная рубашка и пиджак из плотной шерстяной ткани.

– Я искренне рад за тебя, Ангел, и очень хочу, чтобы ты процветала.

Бонни насторожилась: вместе с ароматами в дверь проник запах беды. Бонни сухо улыбнулась, не выказывая дурных предчувствий.

– Чем могу служить? – спросила она, занимая свое обычное место за прилавком.

Форбс окинул Бонни наглым оценивающим взглядом.

– Ты, конечно, помнишь, что твой дорогой отец покинул Нортридж в некоторой панике несколько лет тому назад, за два или три месяца до того, как ты осчастливила нас своим появлением? Вот как это произошло.

Бонни не могла уже скрыть ни беспокойства, ни любопытства. Если Форбс знал что-то важное, почему он не упомянул об этом раньше.

– Я слушаю тебя, Форбс, – сказала она.

– Как помнишь, какое-то время я управлял этим магазином по поручению Мак Катченов.

Бонни, почувствовав, как в ней закипает гнев, поднялась и процедила сквозь зубы:

– Помню.

– Ты никогда не спрашивала, почему это так, – продолжал Форбс, сделав вид, что заинтересовался вазами с леденцами, стоявшими на прилавке. – Ты просто решила, что твой когда-то горячо любимый Элай распорядился включить магазин в имущество компании.

– Это совсем не так, Форбс, – ровно ответила Бонни, – Элай говорит, что не имел ни малейшего понятия об этом, и я ему верю.

– Конечно, веришь.

– А ты утверждаешь, что он лжет?

Форбс взял леденец.

– Вовсе нет, Ангел. Элай действительно не знал.

– Тогда к чему ты клонишь?

Форбс вздохнул и разжевал леденец.

На улице грохотали фургоны, наверху пела Кэтти, Розмари ревела, а Вебб звал Сьюзен придти и поправить подушки. Казалось прошла вечность, прежде чем Форбс ответил.

– Твой отец задолжал мне, Бонни. Притом, сильно задолжал. Когда он сбежал, я забрал магазин, чтобы вернуть хотя бы часть денег.

У Бонни перехватило дыхание.

– Как мог отец тебе задолжать?

Форбс пожал плечами.

– Мне нелегко говорить о таких деликатных вещах, особенно с такой леди, как ты, – сказал он с издевкой, – но долг есть долг. Джек Фитцпатрик много пил и любил женщин. Более того, он играл. Не вылезал из-за игорного стола после того, как ты со своим красавцем-мужем отбыла в Нью-Йорк. По доброте душевной я давал ему в долг, надеясь, что он выполнит свои обязательства.

– По доброте душевной, – скептически повторила Бонни, – скажем прямо, Форбс, если ты и делал какие-то уступки отцу, то только из-за его связей с семьей Мак Катченов.

– Как бы там ни было, Ангел, – покровительственно улыбнулся хозяин «Медного Ястреба», – но я вернул часть денег, забрав магазин. Но баланс еще не подведен.

– Ты не имеешь права требовать, чтобы я выплачивала долги отца, – возбужденно проговорила Бонни. – Кроме того, откуда мне знать, что ты не лжешь?

Форбс взял еще один леденец.

– Гм, у меня есть бумаги, вернее расписки. – Пошарив в карманах пиджака, он вытащил какие-то документы.

Бонни протянула к ним дрожащую руку.

– У меня есть доверенность на магазин, – сказала она, просмотрев документы и убедившись, что подпись отца стоит на каждом.

– Доверенность, подписанная мистером Фитцпатриком, не так ли?

Бонни казалось, что кровь стынет у нее в жилах.

– Полагаю, – сказал Форбс, положив на прилавок пенни, плату за леденцы, – ты поняла, что это я забрал магазин в счет уплаты долгов?

– Почему же ты только теперь сказал об этом? – спросила Бонни.

– По двум причинам, – весело ответил Форбс, – во-первых, у тебя не было денег, чтобы расплатиться со мной. Во-вторых, в документах нет ничего о том, что магазин пойдет в счет оплаты долгов.

Несмотря на огорчение, Бонни проявила завидную выдержку.

– Ты не боишься из-за этого потерять работу управляющего, Форбс?

Форбс засмеялся.

– Ангел, ты меня удивляешь: это не связано. Конечно, если бы ты все еще была замужем за Элаем, я обратился бы к нему, а не к тебе.

Упоминание об Элае переполнило чашу ее терпения. После возвращения в Нортридж Элай избегал ее. Он по-прежнему жил в меблированных комнатах у Эрлины и ходили слухи, что он занял в ее сердце место Вебба. Правда, пока не говорили, что он делит с ней постель.

– Я не хочу, чтобы Элай знал об этом, – быстро сказала она.

Форбс поднял брови. Он давно не брился, но это почему-то казалось привлекательным.

– Значит, я не ошибся, предполагая, что твой бывший муж не больно жалует твоего отца, Ангел?

– Перестань называть меня Ангелом! Да, ты не ошибся! – «Будь ты проклят», – добавила она про себя.

Форбс явно наслаждался своим триумфом, задумчиво шелестя расписками, его губы шевелились, когда он подсчитывал размер долга.

– В целом, Бонни, ты должна мне пять тысяч долларов, – весело сказал он.

Бонни закрыла глаза, представив себе, как сумма на ее текущем счете убывает до нуля. Когда она снова взглянула на Форбса, он все еще улыбался.

– Ты наслаждаешься этим, – заметила она.

– Действительно, наслаждаюсь, Бонни.

– Почему?

– Потому что любил тебя долго и безнадежно с тех пор, когда у тебя были косички.

Бонни опустила глаза.