Линда Миллер - Грешный ангел

– Я не возражал бы опоздать на поезд, – сказал он.

– Только этого не хватало! – воскликнула Бонни. – Роз перепугается до смерти, а Вебб…

Это имя словно оглушило обоих. Элай вздохнул:

– Да, – заметил он, – всегда Вебб.

Рука Бонни, державшая расческу, вздрогнула.

– Он прекрасный человек, Элай.

Элай вздохнул и промолчал. Бонни взглянула ему в лицо.

– Думаю, нам лучше идти.

Элай заговорил только в поезде.

– Тот день в магазине… – начал он, глядя на клубы пара за окном вагона.

Бонни знала, что он имеет в виду.

– День, когда ты собирался высечь меня?

– Я не хотел поднимать на тебя руку. Я только пошутил.

Бонни заметила блеск в его глазах.

– Не уверена.

Элай отвернулся от окна и внимательно посмотрел на Бонни.

– Разве ты возмутилась, когда Вебб собирался сделать то же самое?

Обрадованная тем, что возвращается домой, Бонни не рассердилась.

– Это другое дело, – сказала она, – Вебб глубоко переживал нанесенную мною обиду.

Поезд тронулся.

– А что бы ты сделал, если бы он все же поднял на меня руку? – спросила она.

Элай засмеялся.

– Едва ли я набил бы ему морду, – ответил он, – я предпочитаю удар в челюсть справа.

– А что бы ты сделал на месте Вебба? – снова спросила Бонни.

– Честно говоря, не знаю. Вряд ли я вел бы себя по-рыцарски.

– Ладно, хватит об этом, – сказала Бонни со вздохом.

Эзра Киндер был отчасти прав: поезд не доехал до Нортриджа, остановившись пятью милями южнее, в тупике, где раньше была лесопилка.

Бонни увидела множество фургонов, они ждали грузы и пассажиров.

Элай молча встал и пошел к выходу, Бонни последовала за ним. Под ногами была грязь, и Бонни увязла по щиколотку. Она чуть не выругалась, как вдруг услышала голос Джиноа.

– Элай! Бонни! Сюда!

Бонни очень обрадовалась, увидев экипаж золовки, та высунулась из окна и махала им рукой.

Элай засмеялся и, взяв Бонни за руку, вытащил ее из грязи. Когда она увязла снова, он взвалил ее на плечо и отнес к экипажу Джиноа.

Бонни смутилась, поняв, что это даст горожанам Нортриджа новый повод для сплетен, но не стала протестовать. Элай усадил ее в экипаж, улыбнулся сестре и влез на козлы рядом с кучером.

Джиноа, увидев Бонни, всплеснула руками.

– Расскажи о своем неслыханном приключении, – попросила она.

Вспомнив об объятиях Элая, Бонни опустила глаза. Вот это и в самом деле было неслыханным.

Бонни рассказала, как соскользнула с крыльца пансиона Эрлины в воду. (Сейчас она подумала: уж не подтолкнула ли ее Эрлина.) Рассказала, как понесла ее река, как появилось бревно, как Элай догнал ее, и как их прибило к берегу. Однако, не упомянув о фургоне, она сказала золовке, что их приютили Киндеры.

– Я присматривала за Роз и Кэтти, – сказала Джиноа, выслушав Бонни и догадавшись, что та поведала ей не обо всем. – Сьюзен Фэрли ухаживала за Веббом. Ты не возражаешь, чтобы она была в магазине: ему ведь нельзя двигаться.

Бонни это было неприятно, но она этого не показала.

– Сколько людей погибло, Джиноа, кто-нибудь знает?

– Сэт и начальник полиции ведут розыски. Уже найдено семь тел, – Джиноа умолкла, наклонив голову, – не могут найти девятерых: о них никто ничего не знает. Мы думали, что погибших одиннадцать, пока не пришла телеграмма от Элая.

Старая дева достала платок и вытерла глаза.

– О, Бонни, я была в отчаянии, думая, что вы оба пропали, и Роз осталась сиротой.

Бонни взяла Джиноа за руку.

– Мне очень жаль, что мы вас так напугали!

Джиноа убрала платок.

– Предстоит столько сделать! В Нортридже творится Бог знает что!

– Вода спала?

Та вздохнула.

– Не совсем, но надеюсь, что худшее позади.

Они ехали мимо места, где возводились домики, экипаж увязал в грязи, и Бонни высунулась, чтобы взглянуть на строительство. Дома были сборными, но на удивление большими. Сейчас там стояли палатки и суетился народ.

«Как быстро люди приходят в себя», – подумала Бонни, чувствуя, что у нее поднимается настроение.

– Откуда столько палаток? – спросила она.

Джиноа улыбнулась.

– От наших добрых соседей с Севера. Они узнали о нашем бедствии по телеграфу и прислали фургоны с палатками и провизией.

Экипаж с трудом тащился к Нортриджу, который уже отсюда, с холма, являл собою печальное зрелище.

Прежде чем за поворотом скрылась нижняя часть города, Бонни успела заметить масштаб разрушений: издательство Вебба и Лоскутный городок исчезли, вода плескалась в здании вокзала и в «Медном Ястребе», паром смыло.

– Форбс разорен, – сказала Джиноа со странным выражением в глазах, – Его очень поддерживает Элизабет.

Несмотря на тяжелые впечатления, Бонни обрадовалась, услышав об этом.

– Может, только сплетничают, что Форбс влюбился? А как относится к этому Элизабет?

Джиноа пожала худыми плечами.

– Кто знает? Ведь Форбс – интересный мужчина.

– Он также негодяй и плут, – заметила Бонни, хотя и без злобы.

– Говорят, что мужчины такого типа бывают прекрасными мужьями, – заметила Джиноа, – если, конечно, они меняются к лучшему.

– Не представляю, что Форбс изменится.

Золовка засмеялась.

– Любовь творит чудеса, не так ли?

Бонни внезапно вспомнила о Сэте.

– Возможно, – согласилась она, подумав, – да, возможно, это так.

Для Бонни, как и для всех в Нортридже, настали трудные дни.

Когда вода спала, власти прислали железнодорожных рабочих, чтобы восстановить полотно и здание вокзала. Начали прибывать заказанные Бонни материалы, и она сразу же продавала их, почти без задержки. Вебб, лежавший в спальне Бонни, оказался весьма капризным больным, и постоянно чего-то требовал. К счастью, Бонни почти не приходилось сидеть возле него, потому что Сьюзен Фэрли приходила каждый день ухаживать за ним. Бонни изумляло ее терпение.

Ребенок Сьюзен рос нормально, и теперь Кэтти меняла ему пеленки и приносила малыша к матери, когда его нужно было кормить. Роз была в восторге от малыша и почти не отходила от него.

Завод работал нормально, на домиках к югу от города постепенно появлялись крыши, окна и крылечки. Поговаривали, что Форбс открыл «Медный Ястреб», не дав даже просохнуть полам. Покоробленные бильярдные столы и качающийся пол в танцзале возбуждали интерес, притягивая любопытных из разных частей города.

Даже Джиноа ходила взглянуть на эти диковины. Бонни была очень занята, разрываясь между работой в магазине и уходом за Веббом.

Она устала спать на маленьком диванчике и поправлять подушки. Ее раздражали стоны и жалобы, и Бонни была рада, что не вышла за Хатчисона.

– Я разорен, – сказал он однажды вечером, когда они говорили о наводнении.