Барбара Картленд - Безжалостный распутник
— Давайте больше не будем говорить об этом, — предложил граф, заметив, как она побледнела. — Все закончилось хорошо, вы живы и здоровы. Есть куда более важные вещи, которые мне хотелось бы с вами обсудить. — Его голос изменился. — Прежде всего я хотел бы извиниться. Сказать вам, что искренне раскаиваюсь и прошу у вас прощения.
Сиринга тотчас поняла, что он имеет в виду. Притворяться, изображать недоумение не имело смысла.
— Как вы только могли подумать обо мне такое? — спросила она дрожащим голосом.
— Я сам задавал себе этот же самый вопрос, причем не одну сотню раз, — ответил граф. — Это было совершеннейшим безумием с моей стороны — поверить в то, что вы не такая, какой я вас знал.
— Няня сказала вам, что мы ходили в конюшню проведать Меркурия?
— Сказала. Конюх уже уволен. И я виню себя в том, что не заботился надлежащим образом о собственных лошадях.
— А с Меркурием все в порядке?
— Да, он здесь и ждет, когда вы навестите его.
— Я надеялась, что вы привезете его из Лондона сюда, в Кингс-Кип, как вы привезли и меня.
— Я подумал, что вам обоим, и вам, и Меркурию, сельский воздух пойдет только на пользу, — сказал граф. — Его каждый день выгуливают, но это совсем не то. Я думаю, он ждет не дождется, когда снова покатает свою хозяйку!
— Может, я прокачусь на нем завтра?
— Разумеется, если вы пожелаете.
Сиринга все еще не смела поднять глаза.
— Я… я хотела бы что-то сказать вашей светлости, — пролепетала она, немного помолчав.
— Я весь внимание, говорите, — негромко отозвался граф.
— Наверное, это глупо с моей стороны, — проговорила Сиринга дрожащим голосом, — но я… я не могу вернуться в Лондон.
Граф ответил не сразу, и, пока он молчал, у нее от испуга перехватило дыхание — неужели своими словами она рассердила его?
— Я отлично понимаю, почему вам этого так не хочется, — произнес он наконец, — и обещаю, что не стану принуждать вас. Вы вернетесь в Лондон лишь в том случае, если сами того захотите. С другой стороны, заверяю вас, что теперь вам нечего там опасаться.
— Почему? — не удержалась от вопроса Сиринга.
— Потому, — ответил граф, — что моего кузена и леди Элен в Лондоне больше нет. Они покинули Англию.
Тон графа был ледяным. Слова звучали резко, едва ли не угрожающе.
— А почему они уехали? — нервно спросила Сиринга.
— Я поставил их перед выбором: или они навсегда покинут Лондон, или предстанут перед правосудием. Прекрасно зная, какое наказание их ждет за попытку мошенничества, они предпочли покинуть пределы страны.
— Я боялась, — пролепетала Сиринга, — что вы страшно расстроитесь, когда узнаете, какой поступок совершила леди Элен.
— Меня неприятно поразило другое — та жестокость, с какой она обрекла вас на мучения.
И за это я ее никогда не прощу.
Его голос звучал так беспощадно, что Сиринге стало немного не по себе, и она нервно сцепила дрожащие пальцы.
— Мои чувства к леди Элен не должны вас тревожить, — продолжал тем временем граф. — В некотором смысле она для меня больше не существует. Вы хотели спросить у меня что-то еще?
— Если мне нет необходимости возвращаться в Лондон, — робко начала Сиринга, — то где ваша светлость разрешит поселиться мне и няне? Мы можем рассчитывать на небольшой сельский домик в границах ваших владений?
С этими словами она с тревогой во взгляде посмотрела на него, надеясь в душе, что не оскорбит его этой просьбой и не злоупотребит его щедростью.
— А вы считаете, что вам будет достаточно сельского домика? — спросил граф, пристально глядя ей в глаза.
— Думаю, я могла бы изредка навещать вас, если вы, конечно, не против, — запинаясь, добавила Сиринга.
— И этого тоже будет достаточно, — уточнил граф. — Вот только кому, вам или мне?
Сиринга не поняла смысла его вопроса, и поскольку нечто такое, что звучало в его голосе, заставило ее оробеть, она быстро добавила:
— Я хотела сказать вашей светлости еще одну вещь, наверное, я должна была сказать это сразу, как только вошла…
— И что же это такое? — полюбопытствовал граф.
— Вы принесли мне свои извинения, — сказала Сиринга, — но это я должна извиниться перед вами, извиниться за один нехороший поступок, который совершила, и просить вашего прощения. Но я не знаю, как это лучше сделать.
— За что именно? — уточнил граф.
— За то, что продала вашу брошь, которую вы дали мне поносить, — с несчастным видом призналась Сиринга. — Я думала об этом все эти дни, пока была здесь, и мне так стыдно, я даже не знаю, куда мне деваться от стыда, потому что я поступила так низко, так бесчестно и так трусливо. Но я не могла находиться рядом с теми женщинами. Они были настоящими животными. И когда они начали протягивать ко мне свои руки, я подумала, что если они прикоснутся ко мне, то я точно сойду с ума… Голос ее оборвался.
Сиринга нервно сплела на коленях пальцы, и в следующий миг граф взял ее за руки. Она тотчас ощутила исходившие от них тепло и силу и невольно вздрогнула от этого прикосновения.
— Не надо мне ничего рассказывать, — произнес граф. — Чем скорее вы забудете все, через что прошли, тем лучше. Теперь все позади. Более того, вы не должны были испытывать эти ужасы, и я проклинаю тех, кто навлек их на вас. Но теперь вам нужно стереть пережитое из памяти. Вы меня поняли?
— Я… я постараюсь, — пролепетала Сиринга, — если вы простите меня.
— Вам не за что просить у меня прощения.
— Так вы не презираете меня?
Она произнесла этот вопрос так тихо, что граф с трудом его расслышал.
— Я восхищен вашим мужеством, Сиринга. Более того, я убежден, что такую храбрую женщину, как вы, еще нужно поискать. По крайней мере, я таких больше не встречал.
Сиринга шумно втянула в себя воздух и подняла взгляд на графа, как бы желая убедиться, что не ослышалась. Он пристально посмотрел на нее, и в следующий миг в ее сердце что-то дрогнуло и ожило.
— Неправда, я совсем не храбрая, — прошептала она. — Мне просто было очень страшно, и я могла лишь одно: молиться за вас.
— За меня?
— Чтобы вы спасли меня. Я надеялась, что Бог пошлет мне вас…
— И он действительно это сделал.
— Если бы вы не поспели вовремя…
— Забудьте! — резко оборвал ее граф. — Вы сейчас здесь, в безопасности, и, главное, мы вместе.
— Вместе? — переспросила Сиринга, не веря собственным ушам.
— Да, и я хотел бы кое-что вам показать.
С этими словами граф поднялся с места, помог встать Сиринге и, держа ее за руку, повел через всю комнату к письменному столу. «Интересно, что он хочет мне показать?» — подумала девушка, и в следующий миг, к своему великому изумлению, увидела, что на алом бархатном пресс-папье, украшенном гербом Роттингемов, переливаясь на солнце, лежит что-то блестящее.
