Роузи Томас - Кашемировая шаль
— Откуда вы?
— Из Англии.
Мехран посмотрел на нее поверх своей чашки.
— Зачем вы приехали в Шринагар?
— Меня привела история моей бабушки. Она была замужем за миссионером и жила в Кашмире во время Второй мировой войны. Я ее ни разу не видела. Она умерла еще до моего рождения. А ваши бабушка и дедушка живы?
— Нет. Отец тоже погиб. Моя семья — это мама и две младшие сестры, больше никого у меня нет.
— Значит, вы единственный мужчина в семье? Огромная ответственность.
Мехран кивнул.
— Вы проделали такой долгий путь только ради того, чтобы посмотреть на коз и посетить фабрики? Очень необычно!
— Правда?
— Большинство людей беспокоится о настоящем или о благополучном завтра.
Меир с первых секунд поняла, что с Мехраном можно говорить откровенно. Он прекрасно ее понимал, и не требовались дополнительные усилия, чтобы наладить контакт. Она рассказала ему о смерти отца и о том, как в последнюю проведенную в старом доме ночь нашла индийскую шаль. Объяснила, что у брата и сестры есть семьи, и только она свободна и смогла отправиться в долгое путешествие.
— Но я представляю всю нашу семью, — заключила Меир. Она не хотела, чтобы о ней думали как об эксцентричной чудачке, потворствующей собственным прихотям.
— Понятно. — Он аккуратно поставил пустую чашку на стол.
Очевидно, ее объяснения не совсем удовлетворили его. Меир поспешно добавила:
— Мне нужно было какое-то задание или приключение. Все указатели на моем жизненном пути вели меня туда, куда мне не очень хотелось попасть. Вот я и выбрала окольную тропку. За последний месяц я поняла, как сильно люблю родные места и как дорога мне семья. Мне было сложно разобраться в своих чувствах, пока я находилась там.
Мехран впервые улыбнулся.
— Вы сами приехали в Кашмир?
— Да.
— Вы журналистка?
— Нет, конечно.
— И, конечно, не оптовая покупательница пашмины? И не владелица бутика в Лондоне?
— К сожалению.
— Жаль.
Оба посмеялись. Мехран посмотрел на часы, висевшие на стене.
— Мне пора возвращаться.
Шаль находилась в рюкзаке, который лежал у Меир на коленях.
— Вы расскажете мне о дедушке? Когда мы еще сможем встретиться?
— Можем встретиться завтра. Днем, перед молитвой, у меня есть немного свободного времени.
— Мне сюда прийти?
— Да, конечно. — Мехран встал.
Меир спросила:
— Вам нравится ваша работа?
— Работа как работа, хорошо, что она есть. Но многие не отказались бы стать учителями, врачами или банкирами. Вот только в Кашмире это нереально.
Меир задумчиво посмотрела ему вслед. На следующий день она ждала его за тем же столиком.
— Не хотите пообедать со мной? — вежливо спросил Мехран.
Официант поставил перед ними тарелку с нарезанным луком и дольками лайма, присыпанными зеленым перцем.
— С удовольствием. Если закажете на нас двоих, я предпочла бы заплатить за обед.
Мехран хотел было возразить, но потом заказал еду официанту, пробегающему мимо столиков с дымящимися тарелками.
— Так что вы хотели узнать?
У Меир накопилась масса вопросов. Ночью она почти не спала, думала о предстоящем разговоре. Она хотела узнать о жизни Мехрана не меньше, чем о жизни его деда. В газете она прочитала статью о воинствующих молодых людях, которые устраивали беспорядки и требовали независимости Кашмира. Они собирали камни и забрасывали ими регулярные войска. Полиция иногда открывала огонь в ответ, случалось, гибли люди. Во время беспорядков и акций протеста объявляли комендантский час, усиливали свои позиции полиция и военные. Все успокаивалось, но через какое-то время конфликт разгорался с новой силой. Интересно, как Мехран относится к насилию? Она осторожно спросила:
— Почему вы сказали, что для ваших рабочих нет будущего в Кашмире?
— Нет работы, нет денег, нет никаких перспектив. Ничего.
— Вы поддерживаете Азади? Вы за свободу, независимость?
Мехран горько рассмеялся:
— Свобода для бедного человека — не больше чем пустой звук. Я не верю, что Кашмир сможет быть независимым государством. Это неосуществимо, в первую очередь, по экономическим причинам.
— Возможно ли присоединение к Пакистану?
— Возможно, после разделения это могло бы стать решением проблемы. Но сейчас махараджа Неру, вице-король Индии, принял иное решение. Сегодня… — Мехран пожал плечами и облизнул губы. — У Пакистана много своих проблем. Почему вы решили поговорить о наших бедах?
— Наверное, потому что я здесь, с вами. И я была вчера вечером на Насыпи и возле меня взорвалась граната. Лучше бы я просто фотографировала озеро и покупала ковры.
— Так обычно и ведут себя туристы, мадам.
— Называйте меня Меир.
— Я понимаю, вы не хотите ограничиться одними магазинами, но проблемы у Кашмира появились не вчера. Ситуация слишком сложная. Даже я не могу во всем разобраться. Я не знаю, во что я верю. Кроме Аллаха и его Пророка, разумеется. Конечно, бросать камни в полицию и военных — это неправильно, но молодые люди очень злы, и то, что они остались без поддержки в родной стране, делает их еще злее. В целом, то, что вы делаете, — очень правильно, я говорю о вашем расследовании семейной истории и истории шали.
Меир посмотрела в свою тарелку. Там лежал горячий ароматный наан[34], политый растопленным маслом и посыпанный рубленой зеленью. На другой металлической тарелке лежала горка риса с кари. Мехран отломил кусочек лепешки и обмакнул его в густой соус. Она понимала, что Мехран, точно так же, как и Фарух, беспокоился о ее безопасности.
— Значит, история, — произнесла она. — Расскажите мне о вашем дедушке.
Мехран оживился и наконец начал улыбаться. У него была приятная улыбка и ровные белые зубы.
— До разделения Кашмир был совсем другой страной. И в Шринагаре, и в деревнях бок о бок жили мусульмане, индуисты, буддисты, сикхи. Конечно, иногда случались ссоры, были даже драки, но ни у кого и мысли не было о разделении страны. Мой дед жил в деревне под названием Канихама, что недалеко от Сонамарга. «Хама» означает место поселения, «кани» — вы и сами знаете, что это означает. Там было очень чисто, много пресной воды, цветущие сады и обширные выпасы для домашних животных. Дед тоже был бригадиром в мастерской. Там делали наилучшие шали. Например, такую шаль, как у вас, делали целый год, используя традиционные приемы.
Меир зачарованно слушала. Мехран описал идиллическую картину тихой жизни в маленькой деревушке, где несколько поколений жило под одной крышей и люди работали так же, как и сотни лет назад. Лучшие шали продавали богатым клиентам. Как правило, шаль преподносилась в качестве свадебного подарка или ее клали в сундук с приданым для местной девушки. Для кашмирских женщин шали были гарантией их финансовой безопасности. Иногда их разрезали и продавали по кусочку, а на вырученные деньги покупали еду. Бывало, кусок шали продавали, чтобы вернуть долг. Потом куски сшивали, собирали в единое полотно, заворачивали в льняную ткань, пересыпали горькими травами от моли. Кашмирские нарядные шали доставали только по большим праздникам и бережно хранили. Тогда шаль была очень дорогим подарком и ее, как драгоценность, передавали из поколения в поколение. Почти ничего не изменилось с тех пор, но таких прекрасных платков-кани, какой достался Меир от бабушки, уже давно никто не делал. Слишком дорого обходилось их изготовление, да и секреты мастерства, к сожалению, были утрачены. Ткачи не могли проводить за станком долгие месяцы, делая одну-единственную шаль в надежде когда-нибудь в будущем получить прибыль. Вместо ручной, штучной работы появились копии, сделанные на вязальных машинах, но они практически ничего не стоили.
