Любовь & Война - Мелисса де ла Круз
Пегги повернулась к мужу.
– Простишь ли ты меня, дорогой, если я признаюсь, что после четырехчасовых трапез в Ренсселервике я изголодалась – не прошу прощения за каламбур – по чему-то менее формальному.
Стефан, самый молодой в их компании, был во многих смыслах самым консервативным. Через год, по достижении совершеннолетия, ему предстояло стать главой огромного клана и держать под контролем его обширные владения, поэтому он изучал традиции с таким же тщанием, с каким Алекс изучал законы. Вот и теперь он нахмурился, словно решая сложную задачу из математики или астрономии.
– Правильно ли я понимаю, что вы предлагаете нам есть… здесь? – Он обвел рукой гостиную с таким видом, словно это был амбар или палуба китобоя.
Его жена выгнула бровь, безмолвно предлагая мужу высказать возражения.
Он не стал.
– Как… как это потрясающе!
– Чудесно! – заявила Пегги, одарив Стефана такой теплой улыбкой, что тот вспыхнул.
– Вы уверены? – уточнила Элиза.
– Что? Нет? Это будет очень интересно. Почти как пикник! – восторженно отозвался он.
– Пикник? – раздался в холле голос.
Элиза вскочила и кинулась к двери, в которой мгновение спустя появился Алекс, не успевший снять пальто.
Она успела забыть, как он красив, и увидев его на пороге, усталого, но радующегося встрече с ней, почувствовала, как все раздражение и беспокойство исчезают, растопленные его кривоватой улыбкой.
– Алекс! – воскликнула она, радостно кинувшись навстречу мужу и ничуть не стесняясь гостей, которые смотрели на них с удивлением.
Муж подхватил ее на руки и поцеловал в губы прямо на глазах у гостей.
– Прости, что опоздал, – шепнул он. – Закрутился на работе.
– Ты как раз вовремя, – мягко сказала она и потянулась за вторым поцелуем.
17. Не забудь вынести мусор
Городской особняк Гамильтонов
Нью-Йорк, штат Нью-Йорк
Январь 1784 года
С прибытием хозяина компания, наконец, перебралась за стол, и из расположенной в подвале кухни хлынул нескончаемый поток вкуснейших блюд. Стефан щедро поделился привезенной провизией, а кулинарное мастерство Ровены оказалось гораздо более высокого уровня, чем догадывались Алекс с Элизой. Каждая последующая подача говядины или свинины оказывалась сочнее и нежнее предыдущей, будь она копченой, вяленой или даже сырой, с точно отмеренным количеством соли, перца и сухих трав, придававших мясу уникальный пикантный вкус. Гарниром к мясу служили овощи долгого хранения – корнеплоды вроде картофеля, брюквы и пастернака, в компании самых стойких, долежавших с осени кабачков, несколько сортов тыквы, орехи и клецки, и все это с приправой из острых трав, которые Ровена (когда ту пригласили к столу по просьбе Элен, чья кухарка «была безнадежна» с октября по май) отказалась называть, чтобы конкурирующая кухарка не нашла ее поставщика.
Медовое вино уступило место крепкому элю миссис Чайлдресс, и беседа текла свободно, как полноводная река, от легкомысленных тем (к примеру, как нью-йоркские олдермены пытались выдать напудренные парики за собственные волосы) к серьезным (теперь, когда война окончена, чай – отличный, свежий чай с тонким вкусом – наконец-то стал возвращаться в Северную Америку, и больше за завтраком не главенствовал «карибский порох», как Говернер назвал кофе, от которого, по его словам, «день начинался как с разряда электричества от одного из устройств мистера Франклина»).
Элиза с запозданием поняла, что, хоть Алекс и вернулся наконец домой, ей пока не удастся поговорить с ним приватно. Он занял свое место на одном конце стола, а она, само собой, на другом. Ей хотелось задать ему тысячу вопросов о том, как прошел его день и что нового в его конторе, но ей пришлось довольствоваться ролью одного из участников жаркой дискуссии. А с такими блестящими, разносторонними собеседниками это была не такая уж простая задача. Забавно, конечно, но именно сейчас Элиза еще сильнее начала уважать свою мать за то, как ловко она руководила сотнями подобных событий.
Разговор неизбежно свернул на политику. Алекс побывал в мэрии по делам, и там все стояло на ушах от слухов, что канцлер штата Роберт Ливингстон разрабатывает схему создания так называемого земельного банка, чтобы облегчить приток инвестиций в Нью-Йорк и дать толчок местной экономике. Канцлер Ливингстон был одним из самых уважаемых людей в штате. Он был не только потомком лордов из Ливингстон-Мэнор, но и членом «Совета пяти», который работал над черновиком Декларации независимости, а теперь служил главным судебным исполнителем штата, а также министром иностранных дел в правительстве страны. Другими словами, отклонить предложение, подписанное этим человеком, было не так-то просто. Хотя самой главной причиной противодействия этому плану – а точнее, его осуществлению – был тот факт, что никто точно не знал, что же такое земельный банк.
– Земельный банк? – осторожно переспросила Элиза. – Признаюсь честно, я не уверена, что понимаю общую идею.
– Тогда нас таких двое! – сказал Алекс.
– Правильно ли я понимаю, – вступил Стефан, – что, если бы мне пришлось отправиться к шорнику, чтобы заказать седло для своего жеребца…
– О, какие непростые проблемы, – шепнула Элен Пегги с глуповатой улыбкой на лице.
– …или луку седла для лошадки моей леди…
– Луку, – повторила Пегги. – Леди. Лошадка.
– Туше, – шепнула Элен.
– …вместо того, чтобы заплатить ему шиллингами или долларами, мне бы что, пришлось выгрести из кармана и отсыпать ему акр земли в низине? – Стефан рассмеялся. – Это кажется довольно… как бы это сказать… неудобным.
Алекс рассмеялся вслед за свояком.
– Не самой землей, конечно, а бумагой, закрепляющей передачу прав собственности на нее. По крайней мере, такова общая идея, насколько я понимаю. Хотя не могу не заметить, что это было бы весьма дорогое седло.
– Стефан выбирает лучшую сбрую, – заметила Пегги, выделяя «л» голосом. – Кожа некоторых из его седел глаже моих шелков. В украшениях он себе тоже не отказывает – тут вам и рельефные узоры, и серебряные кисточки, и тому подобное. Я клянусь, иногда он просто вылитый Дон Кихот.
Стефан покраснел.
– Насколько я знаю, снаряжение Дон Кихота не отличалось роскошью. Не он ли использовал ночной горшок вместо шлема?
– Но это нецелесообразно! – обратился Джон к Алексу, определенно не имея в виду шлем. – Не успеешь оглянуться, как всю землю разорвут на клочки не больше почтовой марки. Наша собственность будет разбросана там и тут, как колода карт, как желуди под дубом, как кленовые крылатки на ветру!
– Кленовые крылатки на ветру! – повторил Говернер. – Боже мой, каких мастеров художественного слова удалось вам собрать сегодня за столом, миссис Гамильтон.
– Знаете, так называют семена, – объяснила Элиза. – Форма семян напоминает крыло и позволяет
