Элизабет Лоуэлл - Неукрощенная
Рука Доминика была больше руки Мэг, сильная и тяжелая. Рука воина, но с какой нежностью он касался Мэг!
Кончиками пальцев Мэг провела по шрамам. Ее внимание привлекли пальцы Доминика. Такие пальцы бывают обычно у дровосеков: ногти когда-то были изувечены, потом зажили, но остались изуродованными.
– То же и с другой рукой, – произнес Саймон. – Это было самым невинным развлечением султана – вырывать Доминику ногти.
– Как он освободился? – с трудом выговорила Мэг, едва сдерживая слезы.
– Когда в христианских землях узнали об этом, собралось большое войско, которое разгромило султана.
– А он сам?
– Он был мертв, когда его нашли.
Саймон опять что-то недоговаривал.
– Как он умер? – полюбопытствовала Мэг.
– Это трудно себе представить. Видишь ли, когда у султана не было неверных для пыток, он отправлялся развлекаться в гарем. Пока воины султана обороняли дворец, Доминик схватил его, затолкнул в помещение, где находились наложницы, и запер дверь.
Мэг была потрясена. Саймон улыбнулся.
– Мой брат, – сказал он, – разбирается в людях. Он хорошо понимал, что никто не придумает для султана более жестокого наказания, чем его наложницы. Они всю жизнь ждали такого случая.
Доминик заметался по постели. Он ругался по-английски и по-турецки, проклинал какого-то Роберта Рогоносца.
– Кто это? – полюбопытствовала Мэг, посмотрев на Саймона.
– Роберт женился на норманнке, выросшей на Сицилии. Она любила мужчин. Очень любила. Роберт приревновал ее к Доминику и навел нас на вражескую засаду.
– Доминик был ранен?
Саймон кивнул.
– Он убил Роберта и с тех пор оказывает покровительство Мари. Только его авторитет и предотвращает ссоры между рыцарями.
Мэг нахмурилась, услышав, почему Мари очутилась среди приближенных Доминика.
– Как это благородно со стороны Доминика – он сделал ее вдовой, но не оставил без защиты, – произнесла она с издевкой.
– Но не мог же он продать ее в гарем султану!
– Ну почему же? Это ее призвание.
– Ты должна быть благодарна ей.
Мэг так злобно взглянула на Саймона, что ему пришлось сдержать улыбку.
– Без ее помощи – и без темпераментной Эдит, конечно, – рыцари кинулись бы искать утех за стенами замка. А здешние девушки не любят норманнов.
– Дай им время, – сухо проговорила Мэг. – Ваши рыцари так красивы, что наши девушки скоро сдадутся.
– Ты думаешь? – спросил Саймон серьезно.
– А что? В темноте нельзя отличить норманна от сакса.
Саймон рассмеялся.
– У вас с Домиником будут веселые дети, Мэг. Ему это пойдет на пользу, а то он стал слишком серьезен после Иерусалима.
Улыбаясь, Мэг отвернулась и наполнила водой чашу. Но когда холодный металл коснулся губ Доминика, он отодвинулся.
– Мой брат бредит, но он с ума не сошел. Ему приятнее пить из теплых губ, чем из холодной посуды.
Мэг набрала полный рот воды и наклонилась к Доминику. Он сразу же жадно потянулся к ее губам. Выпив почти две чаши, Доминик опять заметался и начал бормотать по-английски.
– Кровавый убийца… Джеймс убит… Джон Малыш тоже убит. И Ивар Язычник убит. Стюарт Красный…
Доминик говорил скороговоркой, как будто читал молитву. Мэг наклонилась к нему и стала поглаживать по голове. Его слова не были бредом – они напоминали о кровавых битвах, жестоких муках, предательстве друзей и голодных детях в осажденной крепости. Каждое новое имя заставляло сердце Мэг кровоточить.
«Должно быть время любить!»
Вдруг Доминик закричал:
– Ты слышишь меня, Саймон? Должно быть время любить!
Он словно прочитал мысли Мэг.
– Да, – ответил ему Саймон. – Ты принесешь мир на свою землю, я в этом уверен.
Раньше Мэг никогда не видела Доминика страдающим – он умел скрывать боль. Теперь ей открылся совсем другой человек, которого метаться по постели заставлял не только яд, но и израненный дух.
"Он был так добр. Он не требовал, а просил. Он мог бы в мгновение ока расправиться со всеми обитателями замка, но не сделал этого.
Мир, а не война.
Господи, если бы я могла исполнить его самое заветное желание!"
Но это было невозможно. Только любовь снимет проклятие с рода Глендруидов. И любить должна Мэг.
«Но я никогда не смогу полюбить мужчину, который не любит меня».
Мэг поднесла руку Доминика к своим губам. Слезы капали на его ладонь. Все надежды Доминика напрасны. Все надежды Глендруидов напрасны… Мэг ждала та же участь, что и всех женщин ее рода.
Проклятие!
– Доминик сильно изменился, побывав в плену, – тихо сказал Саймон. – Он всегда был хорошим воином, но теперь ему нет равных. Для него важно не только победить, но победить без жертв. А когда жертвы неизбежны…
Саймон на минуту замолчал, потом опять заговорил:
– Если жертвы неизбежны, то поле боя напоминает кровавое месиво.
Мэг прижалась губами к руке Доминика.
– Он стал удивительно спокоен, – продолжал Саймон, – и поклоняется только одному богу – разуму. Поэтому Доминик никогда не демонстрирует своей силы. А дуракам он только показывает краешек меча, и этого оказывается достаточно.
Мэг опять поцеловала руку Доминика. «А что он сделает со мной за то, что я нарушила клятву?»
– Когда Доминик вырвался из плена, – говорил Саймон, – он поклялся уехать подальше от власти и гнева королей, пап и султанов. Он мечтал о своей собственной земле, в которой не будет места голоду, нужде, страданиям. И еще он мечтал о знатной женщине, достойной матери его детей.
– Чтобы его род не угас. – произнесла Мэг.
– Чтобы не угасла его мечта. Чтобы у его земли были защитники.
Благородство помыслов Доминика поражало Мэг. Она вглядывалась в лицо мужа. Судьба посмеялась над ним, выбрав ему в жены дочь Глендруидов. Ее сердце изнывало от боли.
«Теперь у тебя есть земля, есть знатная жена. Но сыновей не будет. Почему Господь не послал тебе другую женщину?»
– Ты родишь ему сыновей? – спросил Саймон.
Вместо ответа Мэг тихо заплакала. Саймон рассказывал ей о жизни Доминика, а она сидела неподвижно, целуя руки мужа.
Мэг слушала о кошмаре, через который пришлось пройти Доминику, о его мечтах. Ей вспомнилось, как он выехал из тумана и приблизился к Блэкторну много дней назад. Тогда он показался ей олицетворением грубой и бессмысленной силы, но теперь она знала, что это совсем не так. Его жизнь была полна страданий и потерь, он закрылся от мира ледяной броней, но в его сердце не умерли справедливость и благородство.
Доминик затих. Его дыхание выровнялось, тело расслабилось.
– Он в порядке? – тихо поинтересовался Саймон.
– Да. Теперь он просто спит.
Саймон прошептал молитву благодарности. Он откинул волосы со лба Доминика. Этот жест был исполнен такой заботы, что говорил о глубокой любви. Кровные родственники могут быть равнодушны друг к другу. Но Доминик и Саймон были не только братьями – они были единомышленниками, людьми, близкими по духу.
