Страсть в ее крови - Патриция Мэтьюз
Роберт шагнул к нему, сотрясаясь от гнева.
– Я убью тебя за эти слова, Исайя.
– Никого ты не убить, ниггер.
Тут Исайя выхватил нож, которым Мэри разделывала мясо, и он зловеще сверкнул у него в руке.
«Наверное, он спрятал его на себе», – мрачно подумала Мэри и тут же вскрикнула:
– Роберт! – Исайя, пригнувшись, виляя шел на него.
Роберт стоял наизготовку, опершись на ногу и выставив вперед сжатые кулаки. Внезапно оба они бросились друг к дружке со скоростью дерущихся котов, и от столкновения стены хибарки затряслись. Роберт огромной рукой обхватил руку темнокожего, державшую нож. Они боролись, опрокидывая мебель. Мэри вскочила на ноги и прижалась к стене, окаменев от страха за Роберта. Он был крупнее соперника, но Исайя был моложе и проворнее.
Они сцепились, не произнося ни слова. Затем Исайя ударил Роберта коленом между ног. Тот вскрикнул от боли и ослабил хватку на руке с ножом, согнувшись пополам.
Быстрый, как змея, нож впился в тело Роберта, потом еще раз и еще, каждый раз оставляя на его рубашке кровавый след.
Роберт начал оседать на пол. Он упал лицом вниз и замер без движения.
Хрипло дыша и с глазами, как у загнанного в угол зверя, Исайя стоял над ним и чего-то ждал. Роберт не шевелился.
Наконец, Исайя ошеломленно огляделся по сторонам. Его глаза уперлись в Мэри, и он шагнул к ней. Женщина завизжала.
Тут Исайя развернулся и выбежал из хибарки, все еще сжимая в руке окровавленный нож.
Мэри бросилась к Роберту. С огромным усилием она перевернула его на спину. Живот у него был вспорот, кишки вывалились наружу, как клубок червей. Вовсю текла кровь.
Роберт открыл глаза, пытаясь разглядеть жену, и прошептал:
– Мэри, любовь моя, Мэри…
И скончался.
Мэри в отчаянии опустилась на колени, помертвев внутри. У нее не осталось причин жить в тот момент, когда совершилось это жуткое злодейство. Она так и стояла на коленях, бормоча молитвы, вновь и вновь повторяя бесполезные слова. По какой-то неведомой причине Господь покарал ее. Может, потому что она жила во грехе с человеком, с которым не была венчана? Если бы Исайя бросил нож рядом с телом, она бы в тот страшный миг вонзила бы его себе в грудь.
– Мама, мама, а что с папой?
Нотки отчаяния в голосе Ханны вернули Мэри к жизни. Вот ради кого нужно жить! Как она могла забыть о Ханне?
Мэри вскочила на ноги и бросилась навстречу входившей в комнату Ханне, прижав девочку к юбкам.
– Папу ранили, да? Тут кровь везде-везде!
– Да, доченька, его ранили, – ответила Мэри как можно более ровным голосом. – Была… – Она судорожно сглотнула, пытаясь взять себя в руки. – Папа ушел, ушел навсегда. Тебе придется учиться…
Ханна выскользнула из ее объятий и без чувств опустилась на пол.
Мэри была благодарна Богу за такую милость. Она взяла девочку на руки и отнесла в маленькую спальню. Затем, собрав все силы, о наличии которых она и не подозревала, Мэри вытащила тело Роберта на улицу и поспешно похоронила его. Потом вернулась в дом и тщательно отмыла пол от крови, сама не понимая, зачем это делает, разве чтобы чем-то занять руки, пока думает о том, что делать дальше.
Она решила, что здесь оставаться нельзя. Исайя может вернуться и убить их обеих. Она не посмела сообщить о случившемся властям. Да и не могла сообщить, не признавшись в том, что они укрывали беглого раба. К тому же она одна хозяйство вести не сможет.
К вечеру они уехали. Мэри побросала их нехитрый скарб в повозку и запрягла в нее старую лошадь, на которой Роберт пахал землю. Ханна сидела рядом с матерью. С тех пор как она пришла в себя после обморока, девочка была словно в тумане.
Денег у Мэри не было. По дороге она меняла на еду их скудные пожитки. И вот они, наконец, добрались до Уильямсбурга, где Мэри продала повозку и лошадь. Она нашла работу уборщицы в богатых домах у рыночной площади.
А потом Мэри встретила Сайласа Квинта. Естественно, она и словом ему не обмолвилась о том, что у Ханны есть негритянская кровь…
Что теперь станется с Ханной? Поскольку отец Роберта был плантатором, он позаботился о том, чтобы сын его получил какое-никакое образование, и Роберт учил Ханну считать и читать. Но сама Мэри была малограмотной, так что большему научить девочку не смогла…
– Старуха! – раздался из спальни рев Квинта. – Есть хочу. Собирай на стол!
Мэри вздохнула и пошла готовить то немногое, что у них было поесть.
Ей еще и сорока нет, а она уже старуха. И Ханна… Ханна тоже состарится раньше времени.
Глава 3
Ханна стояла на коленях и отскребала грязь с грубого дощатого пола таверны. Часом ранее Амос Стритч откинул задвижку на люке и сказал:
– Ступай вниз, девка, и начинай-ка работать. Грязь с пола в таверне нужно соскрести до прихода вечерних посетителей. Работай хорошенько или врежу тебе как следует по заднице. Я не могу все время за тобой следить. Пойду прилягу, подагра опять ногу грызет. Больно мне на ней стоять. Но пол к моему приходу должен блестеть!
Ханна давно придумала уловку, с помощью которой время пролетало быстрее, когда она занималась тяжелой монотонной работой. Из-за нее Квинт презрительно прозвал ее мечтательницей.
Она вспомнила, как несколько раз ходила вместе с матерью работать в богатые дома на рыночной площади. Как было бы прекрасно жить в таком доме! И куда прекраснее было бы стать хозяйкой такого дома! Тонкое белое белье, сверкающее столовое серебро, огромные канделябры, мебель, начищенная до такого блеска, что в ней отражается твое лицо. А одежда, дивные наряды на богатых дамах! Шелка, бархат и атлас. Ханна размышляла о том, как должно быть приятно чувствовать такую мягкую ткань на своей коже. А ароматы, такие сильные, что едва не падаешь в обморок, словно сотни цветущих садов.
Теперь в Уильямсбурге строилось много таких домов. Почти всю работу выполняли искусные мастера, но также всегда требовались разнорабочие, чтобы выполнять черную работу. Однако, как только ее мать заговаривала на эту тему с отчимом, всегда слышала одно и то же нытье:
– Но моя спина, женщина! Ты же знаешь, что я ее потянул несколько лет назад. Нельзя мне тяжелой работой заниматься.
Ханна отбросила неприятные мысли и снова принялась мечтать. Она никогда не забудет, как много лет назад ехала с матерью в Уильямсбург на
