Мари Клармон - Любви навстречу
Мэри с робкой улыбкой подошла к нему. Его сильные руки тотчас же обняли ее, и она, запрокинув голову, прошептала:
– Надеюсь, это поможет.
Эдвард помедлил секунду-другую, думая о том, что едва не потерял эту удивительную женщину. Когда же его губы приблизились к ее губам, раздался тихий голос виконта.
– Простите, я не сильно вам мешаю?
Мэри покраснела. Ей не терпелось запечатлеть на губах своего спасителя нежный поцелуй, но пришлось ответить:
– Ему нужен доктор, вот я и лечу его. – Волей-неволей Мэри прониклась симпатией к светловолосому негоднику. Если бы у нее был старший брат, ей бы очень хотелось, чтобы он походил на Пауэрза.
– Зачем ему доктор, когда у него есть ангел? – отозвался виконт.
Мэри улыбнулась:
– Сэр, вы предстанете перед ангелами скорее, чем того желаете, если мы не позаботимся о вашей ране.
– Перед дьяволом, моя дорогая. Только перед дьяволом, – прохрипел Пауэрз.
Эдвард нахмурился и пробурчал:
– Я лично отправлю тебя к дьяволу, если не замолчишь.
Виконт хотел что-то ответить, но вместо этого лишь скринул зубами – его бил озноб.
Взглянув на приятеля, Эдвард заметил:
– Похоже, его лихорадит.
Мэри всплеснула руками и воскликнула:
– Нужно увозить его отсюда! Немедленно!
Эдвард со вздохом кивнул:
– Да, верно. Мне не следовало брать его с собой в таком состоянии. Но разве ему возразишь?..
– Он знал, что нужен тебе, – тихо шепнула Мэри.
– «Он» все слышит, – пробормотал Пауэрз, медленно опускаясь на пол.
– «Он» должен быть благодарен Небесам за то, что я еще не убил его. Просить Мэри о поцелуе!.. Каков наглец! – Эдвард подхватил виконта под мышки и поднял на ноги.
Мэри не могла скрыть восхищения, когда увидела, как легко, будто пушинку, герцог поднял могучее мускулистое тело друга. Он осторожно подставил плечо под руку виконта и, стараясь не задевать его рану, медленно повел его к двери.
– Мэри, пойдем? – Он обернулся.
Она кивнула, но помедлила. Мэтью был еще жив, хотя находился без сознания. Мэри ненавидела мерзавца всей душой, но если бросить его здесь… Он ведь непременно умрет.
– Быть может, попросим кого-нибудь вызвать сюда доктора?
– Но дорогая…
– Пожалуйста! – взмолилась Мэри, прекрасно понимая, как неразумна ее просьба. Сохранить Мэтью жизнь? Какая глупость! Но однажды она уже чуть не убила его, и второй раз – это было бы слишком. – Я не смогу простить себя, если мы этого не сделаем.
Эдварда вздохнул.
– У тебя слишком доброе сердце. – С этими словами он вышел из комнаты, и других слов уже не требовалось, поскольку и так было ясно: сейчас Эдвард отправился за доктором для Мэтью, а потом наведет порядок в приюте.
Доброе сердце? Как же ей хотелось, чтобы Эдвард понял, насколько доброе сердце у него самого. Пока он этого не сделает, любовь не войдет в его жизнь.
Нечаянная слеза, скатившаяся по щеке Мэри, упала на ее сорочку. Ох, сколько раз Эдвард освобождал ее, но сам оставался пленником своего страха.
– Я поеду к Даннкли сегодня, – пробормотал Пауэрз, пытаясь приподняться на массивной дубовой кровати.
Эдварду ужасно хотелось оглушить виконта ударом по голове. Но он, сдержавшись, сквозь зубы проворчал:
– Никуда ты не поедешь.
– Но я нужен вам, – упорствовал Пауэрз; он снова попытался приподняться.
Герцог невольно вздохнул. Его дворецкий сошел бы с ума, если бы узнал, что виконт пытается встать с постели. Прислуга Эдварда уже вернулась в лондонский особняк, но все слуги были крайне обеспокоены происходящим; им приходилось ухаживать за Пауэрзом, за Мэри и, конечно же, за Ивонн.
Эдвард вздохнул и задумался. Судьба, казалось, смеялась им в лицо – или же, напротив, давала шанс; герцогу пришло приглашение на один из самых престижных балов сезона. Даннкли довольно часто приглашал его на балы и званые ужины, и Эдвард полагал, что теперь сможет воспользоваться очередным приглашением в своих целях. Разумеется, Пауэрз тоже изъявил желание поехать.
– Ты не сможешь даже надеть брюки, не потеряв при этом сознания, – проворчал герцог.
Лицо виконта исказила гримаса. Не желая повиноваться своему недугу, он сдернул с себя одеяло и, сделав несколько глубоких вдохов, спустил ноги с кровати. Увы, он по-прежнему был очень слаб. К тому же лихорадка не прекращалась.
– Никуда ты не поедешь, – повторил Эдвард и снова вздохнул. Как же уговорить друга остаться? Казалось, что единственный способ образумить Пауэрза – стукнуть его по голове крикетной битой. Или лучше дать ему бутылку бренди? С бренди было бы проще, ибо Эдвард не мог вспомнить, когда в последний раз держал в руках биту для крикета. Ему не стоило брать с собой даже и Мэри, но, к сожалению, выбор был за ней.
– Ты просто не хочешь, чтобы я находился рядом с Мэри, – заявил Пауэрз, явно ревнуя.
Эдвард запустил пятерню в волосы и пробормотал:
– Между мной и Мэри все кончено.
Пауэрз громко фыркнул, а его друг, в очередной раз вздохнув, тихо добавил:
– У нас бы все равно ничего не получилось. Ох, что же я с ней сотворил? Ты-то помог ей, а я ее бросил. Так что теперь она твоя. – Ему почудилось, что после этих слов его сердце вот-вот разорвется от боли, но он тотчас же почувствовал завывание холодного ветра в своей пустой груди – там, где раньше было сердце, уже ничего не оставалось.
– Моя? – безучастно переспросил виконт.
Эдвард кивнул и тут же пояснил:
– Я не могу быть с ней.
Пауэрз покачал головой и пробормотал:
– Я тебя не понимаю. Ты что же, считаешь, она – вещь, которую можно передать из рук в руки?
– Нет! – вспыхнул Эдвард, невольно сжав кулаки; ему хотелось выместить на чем-нибудь свою злость, и, находись он в одиночестве у себя в комнате, стене бы не поздоровилось. Взяв себя в руки, он продолжал: – Понимаешь, я… Видишь, в какую ярость я прихожу, когда речь заходит о Мэри?
– Прости мне мою слепоту… но к чему ты клонишь?
– Я думал, что знаю, как лучше, но, увы, я совершил множество ошибок. И в итоге только навредил ей. Поэтому я должен предоставить Мэри полную свободу.
Пауэрз приподнял брови.
– Не пойми меня превратно, Эдвард, но мне кажется, что ты бредишь.
– Нет-нет. Более того, возможно, впервые в жизни я точно знаю, о чем говорю.
Виконт усмехнулся, а его белесые брови поползли еще выше.
– Продолжай, Эдвард.
Герцог молча потупился. Собравшись с духом, он проговорил:
– Я вынудил ее бежать, тем самым подвергая смертельной опасности. И я пытался заставить ее поступать так, как хочу я. Такой уж у меня характер… Более того, с самого первого дня я был уверен, что делаю все правильно – то есть ей во благо. И что вышло? Она оказалась в том же проклятом доме. А я не смог ей помочь. Я никому не в силах помочь.
