Невеста сумеречной Тени - Мари Дюкам
Я с трудом разжимаю пальцы, отпуская Эмиля: он уходит отдавать распоряжения о перевозке раненых в свою резиденцию. Мы расстаёмся на два долгих часа, ожидая сначала, пока целители закончат работу над отцом, а потом помогая другим.
Маменька сама залечивает мой синяк и без вопросов и просьб принимается заживлять чужие раны, не обращая внимания, кто перед ней — простой солдат, лавочник или аристократ. Я следую её примеру, опускаясь на колени возле койки с бледным офицером. У него вспорот живот, внутренности лезут наружу, и только втроём с Отто и ещё одним целителем нам удаётся выдернуть его из лап смерти.
Мила ходит за мной по пятам, ворча под нос, что не дело это, благородной госпоже ковыряться в чужих кишках, но я заставляю её замолчать одним лишь взглядом. Кажется, что та крохотная польза, которую я в состоянии принести своим даром, покупает ещё минуту жизни для Алисы. «Пожалуйста, боги, пусть она будет жива. Я сделаю всё, только сохраните ей жизнь», — вертится в голове мысль, когда я накладываю руки на следующее увечье.
Не сразу замечаю, как после очередного раненого, вдруг начинают трястись пальцы и кружится голова.
— Миледи, вам нужно отдохнуть. — Встревоженный Отто отводит меня в уголок, устраивая на стуле. — Не перенапрягайтесь, пожалуйста, это может скверно закончиться для вашего здоровья.
Покорно кивнув, я жду, когда пройдёт головокружение, и беру в руки чистые полотнища. Повторяю за сёстрами милосердия: рву ткань на длинные бинты, омываю перемазанные грязью лица, кого-то пою водой, поддерживая голову.
Перехожу к очередной койке. На ней лежит парнишка лет шестнадцати, светлые волосы слиплись в колтун, лицо мертвенно-бледное, а в груди зияет рана, которую могла оставить только Тень. Сажусь на краешек, протягиваю руку, но с моих пальцев не срывается ни единой искры Исцеления — резерв выпит до дна. Всхлипнув, подставляю к его рту зеркальце, которое мне выдали сёстры, но гладкая поверхность не запотевает. Боги, за что вы так жестоки? Он же моложе меня всего на пару лет…
Чувствую, как по щекам катятся горячие слёзы. Закрыв веки парня ладонью, натягиваю на его лицо край простыни, а сама сползаю на пол. Не могу так. Не хочу это видеть.
— Лия? — Эмиль обнимает меня за плечи, поднимает, уводит прочь. — Пойдём, нам нужно уезжать.
— Это же совсем ещё мальчишка, — плачу я, утыкаясь ему в плечо.
— Знаю.
— Почему я выжила, а он нет?
— Потому что так распорядилась судьба. Не вини себя ещё и за это. Мы никогда не можем спасти всех. И то, что ты не остаёшься равнодушной к чужим страданиям, делает тебя куда лучшим человеком, чем тех, кто сейчас танцует в главной зале.
Мы идём через большой холл в окружении личной гвардии Эмиля. Разряженные гости, вышедшие подышать в перерывах между плясками, высокомерно глядят на моё изодранное платье и перепачканные в крови руки, но с преувеличенным почтением кланяются великому князю. Не знаю, как держится Эмиль, а мне так и хочется плюнуть в их лоснящиеся рожи, но тут же вспоминаю: за две недели до казни я сама не менее равнодушно отнеслась к жертвам проклятого, проникнувшего во дворец, так есть ли у меня право судить их?
Мысли сами возвращаются к пленённому теневику, и я понимаю: мне нужно убедиться, что он надёжно упрятан в темнице, а ещё отчаянно хочу услышать каждое его слово во что бы то ни стало.
— Эмиль, я хочу присутствовать при допросе, — твёрдо говорю я и продолжаю, прежде чем он успеет возразить. — Вдруг маг намекнёт, где держат Алису? Я не смогу просто сидеть, зная, что она где-то там, мучается вместо меня.
— Что значит — вместо? — хмурясь, переспрашивает Эмиль.
Понизив голос, я пересказываю тот короткий разговор с магом на помосте. Эмиль внимательно слушает, задержавшись у кареты, в которой мы должны отправиться домой. Стараюсь припомнить мельчайшие детали, желая быть хоть в чём-то полезной. Наконец он кивает, лично открывая мне дверцу и подавая руку.
— Хорошо, ты услышишь наш разговор. Но договоримся: сегодня ты будешь спать крепко и без сновидений.
* * *
Перед сном я залпом выпиваю принесённый господином Отто стакан успокоительного. Правда, он велел разделить всю жидкость на две части, на случай, если проснусь ночью, но я не послушалась. Хочу оставить сегодняшний день в прошлом, упасть лицом в подушку и забыться до утра глубоким сном. Вот только вместо этого я погружаюсь в кошмары.
Вижу Алису, поглощаемую Тенью. Она не может вымолвить ни слова, только смотрит на меня своими огромными глазами, моля спасти её. Вижу пьяных парней, раздирающих моё платье. Они громко гогочут, раздевая меня донага, оценивают, как скотину на рынке. Вижу пленного мага. Его чёрные глаза выпивают душу, губы хищно усмехаются, а руки тянутся к моей шее.
С криком ужаса я просыпаюсь. Сердце бешено колотится от страха, ночная сорочка липнет к вспотевшей спине, а в тусклом свете ночника гулящие по спальне тени кажутся проклятыми, выбирающимися из углов, чтобы похитить меня, как Алису. Расталкиваю Снежу, спящую в комнатке для служанок. Зевая, она провожает меня в спальню, зажигает ещё одну лампу на прикроватном столике, заново взбивает подушки и одеяло.
— Вам нужно поспать, миледи, — говорит девушка, обходя со светильником в руках комнату. — Здесь никого нет, это просто кошмар.
Не хочу показывать служанке душащий меня страх, вызванный отнюдь не дурными снами, поэтому забираюсь в кровать как на плаху. Снежа уходит, а я остаток ночи пялюсь в потолок, заснув только когда небо за окном начало предрассветно сереть.
Весь следующий день провожу в ожидании вестей от Эмиля. Что если он снова решит всё за меня и один отправится в темницу? Что если допрос уже прошёл, а я так и осталась не у дел? Боги, а если пленник сообщил Эмилю, что Алиса мертва, и теперь князь будет скрывать это от меня? Беспрестанно зудящие мысли сводят с ума, и я с головой ухожу в работу.
Солдаты до утра разбирали тела на поле, ища тех, кого ещё можно спасти. Тяжелораненых свозили во дворец всю ночь, подводы, гружённые телами, продолжают прибывать и сегодня. Кто-то приходит сам после сна, не принёсшего облегчения, им сёстры милосердия выдают обезболивающее и направляют
