Барбара Картленд - Любовь священна
Герцог очень долго стоял на палубе, пока яхта не вышла в открытое море и Монте-Карло стало не больше звездочки. Потом он спустился вниз. Ему не спалось, и всю ночь его мучили неприятные мысли о будущем, полном риска.
Теперь, подходя к Алжиру, Этерстон с облегчением подумал, что наконец-то он отделен от ненавистного ему мира, в котором он жил, необъятным Средиземным морем.
Он бывал здесь и раньше, и теперь ему так необходим был восточный мистицизм Алжира после блестящей, помпезной, неискренней Европы. Его неодолимо влекло сюда из роскошного казино.
Герцог очень хорошо знал узкие аллеи, на которых бывало порою так темно, что приходилось пробираться ощупью, и где мужчины и женщины в национальных костюмах что-то продавали, покупали, ели, спали, молились и играли в азартные игры. В маленьких тесных палатках продавались драгоценности, серебро, ковры, изделия из кожи и множество самых примитивных сувениров.
Герцогу был хорошо знаком запах крепких арабских духов, приготовленных из мускуса, запах экзотических блюд, жарящихся под открытым небом, запах ладана, проникающий из душного базара и сухой терпкий запах пустыни, исходящий, казалось, от самих людей.
Ему казалось, что все здесь приветствует его, и прежде всего он хотел навестить своего давнего друга, который был для него неотъемлемой частью Алжира. Хотя было еще не время для визитов, герцог приказал слугам нанять экипаж и покинул набережную.
Путь его лежал не через арабскую часть Алжира, где однажды кровожадные пираты захватили в плен тысячи христиан, а через современный французский город, где белые виллы стояли окруженные зеленью, словно изумрудами. Повсюду росли пальмы, апельсины, платаны и перцы.
Наконец экипаж подъехал к небольшой белой вилле с изумительным видом на залив и прекрасным цветущим садом. Слуга проводил герцога на террасу, где отдыхали мужчина и женщина.
С минуту они смотрели на него, не веря своим глазам, потом мужчина вскочил на ноги.
— Неужели это ты? — восторженно воскликнул он.
— Ты удивлен? — спросил герцог, протягивая руку.
— Удивлен? Я потрясен! — ответил Николай Власов. — Потрясен и очень рад.
Друг герцога был немного старше его и обладал необъяснимым чисто русским шармом, который делал его привлекательным как для мужчин, так и для женщин.
Он пожал герцогу руку, затем обнял и подвел к столу.
— Фелица, дорогая, — сказал он, — это наш друг герцог Этерстон, которого я счастлив видеть.
— Очень приятно, ответила госпожа Власова.
Герцог уже много лет знал Николая Власова, когда тот был на дипломатической службе, а госпожу Власову видел только раз незадолго до их побега. В свое время это вызвало крупный скандал.
Николай Власов был русским атташе при английском дворе и пользовался огромной популярностью и уважением. Однажды, будучи в отпуске в Петербурге, он встретил там жену пожилого дипломата и без лишних объяснений увез ее. Они сбежали в Алжир, и только через пять лет ее муж согласился развестись с Фелицей, и она смогла выйти за любимого человека.
Это были годы остракизма и преследований, годы, когда никто с ними не разговаривал, когда их обвиняли в возмутительном поведении и жизнь их была очень нелегка. Герцог, однако, не бросил друга в беде и первые несколько лет даже помогал ему материально.
Позже Николай Власов занялся писательским трудом. Он прислал герцогу рукопись своей первой книги, которую Этерстон прочел и передал издателю, одному из своих приятелей. Он надеялся употребить все свое влияние, чтобы напечатать книгу, но ему не пришлось ничего делать, так как издатель, прочтя ее, заявил, что Николай Власов — непризнанный гений.
Первая книга Николая имела головокружительный успех, а вторая и третья стали бестселлерами не только в Англии, но и во всем мире. Они были переведены даже на русский язык, и Власов считал это своим триумфом.
Без сомнения, он был теперь богатым человеком и не отказался бы от того, чтобы увеличить свое состояние. И он никогда не забывал тех, кто помог ему в трудную минуту, а таких друзей было не так уж много.
Когда герцог сел за стол и ему подали чашку кофе, Власов спросил:
— Как ты оказался здесь? Почему не предупредил о своем приезде?
— Это долгая история, и не думаю, что она тебя заинтересует, — ответил герцог. — Расскажи лучше о себе. Что ты пишешь?
Не дожидаясь ответа, он задал второй вопрос:
— Вы счастливы?
Госпожа Власова положила руку на руку герцога.
— Мы живем как в раю, — сказала она. — Трудно даже выразить словами, насколько нам хорошо вместе.
Она была красива редкой русской красотой, и герцог, поднеся ее длинные тонкие пальцы к губам, произнес:
— Николай очень счастливый человек. Я завидую ему!
— Я постараюсь найти тебе такую же очаровательную жену, — улыбнулся Николай Власов.
Герцог сложил руки в притворном ужасе.
— Нет, нет! — сказал он. — Я не хочу больше авантюристок и интриганок! Если честно, то именно поэтому я здесь!
— Я почти угадал это, увидев, что ты приехал один, — сказал его друг.
Ему, может быть, лучше других было известно, сколько неприятностей доставляли герцогу женщины. В свое время друзья хорошо повеселились в Лондоне и Париже. Иногда только чисто русская находчивость Власова спасала герцога от неминуемого скандала.
— Я хочу немного пожить в Африке, — сказал герцог. — Найдутся ли здесь какие-нибудь свежие развлечения, способные усладить изможденного человека, пресыщенного удовольствиями европейской жизни?
Николай Власов, запрокинул голову, рассмеялся.
— Тебе надо написать книгу, такой образный язык сразу сделал бы ее бестселлером!
— Возьму пример с тебя! — ответил герцог.
— У него огромный успех, — гордо сказала госпожа Власова своим мягким мелодичным голосом. — Он переведен почти на все языки мира и получает столь лестные рецензии, что я боюсь, как бы он не возгордился!
— С такой женой, как ты, это невозможно, — произнес Николай Власов. — Ты мой самый строгий критик. Ты всегда ограждаешь меня от малейших ошибок и не даешь мне потерять голову!
Она засмеялась, и глаза ее были полны нежности и любви.
— Я могу критиковать тебя, но ты прекрасно знаешь, что я восхищаюсь тобой.
На минуту герцогу показалось, что эта пара забыла о его существовании.
Они смотрели друг на друга с таким взаимопониманием, что все остальное для них не имело значения.
«Как мне хочется такой любви, — подумал герцог. — Это то, о чем я мечтал всю жизнь».
Внезапно он вспомнил прекрасное лицо Милли, но выражение ее глаз было совершенно иным. В них читались не только желание физической любви, жажды страсти, но и стремление одержать верх над ним — словом то, чего он не мог терпеть в женщине.
