Барбара Картленд - Любовь священна
Он постучал в дверь и, не дождавшись ответа, вошел.
Селины в комнате не было, но на стуле он увидел очевидно специально подобранную к ее платью горничной соломенную шляпу, украшенную полевыми цветами и зелеными бантами. Рядом лежали пара белых перчаток и маленькая белая сумочка.
Значит, с облегчением подумал герцог, она где-то в саду.
Он быстро спустился вниз. Сначала он направился туда, где они вчера отдыхали под деревьями мимозы и где, он надеялся, Селина будет ждать его сегодня. Но ее и здесь не было, а шелковые подушки не были смяты.
Герцог пошел по извилистой тропинке, ведущей вниз, в глубь сада. Пройдя совсем немного, он встретил двух садовников.
— Добрый день, господин герцог, — приветствовали они хозяина.
— Не видели ли вы юную леди? — спросил Этерстон. — Мадемуазель Греттон.
— Нет, сударь. Никто здесь не проходил, а мы работали с самого полудня.
Герцог пошел назад. Другой дороги в нижние сады не было, и теперь, пробираясь сквозь деревья, он высматривал зеленое платье Селины.
Так он шел, пока не оказался у ворот. Здесь еще один садовник разравнивал гравий, постоянно приводимый в беспорядок лошадьми и экипажами, проезжавшими к парадному входу.
— Не видели ли вы здесь юную леди в зеленом платье? — спросил герцог.
— Да, господин герцог, видел, — ответил садовник. — Недавно. Мадемуазель пробежала мимо меня на дорогу.
— На дорогу?! — воскликнул герцог, не веря тому, что услышал. — А вы не видели, вернулась ли она?
— Нет, сударь, а я здесь все время.
Герцог поспешил к вилле. Он понимал, что если Селина убежала без шляпы и сумочки, значит то, что сказала ей леди Милли, привело ее к бегству. Из парадного входа навстречу ему вышел полковник Грейсон.
— Что-нибудь случилось, ваша светлость? — осведомился он.
— Случилось, — ответил герцог, — леди Милли обидела Селину и выгнала ее.
— Как только мне сказали, что приехала леди Миллисент, я сразу понял, что что-либо подобное должно случиться, — сказал полковник Грейсон.
— Куда могла уйти Селина? — недоумевал герцог.
В его голосе слышалась доселе незнакомая секретарю нотка отчаяния.
— А друзья у нее есть? — поинтересовался полковник Грейсон. — Быть может, она ушла домой?
— Нет, нет. Это невозможно, — ответил герцог.
Он поднес руку ко лбу, как бы пытаясь обдумать ситуацию. При этом он понимал, что ему предстояло совершить еще один подвиг Геракла! Им, казалось, не было конца, и герцог чувствовал, что это испытание послано ему свыше. Он дважды спасал Селину из самых безнадежных ситуаций, и теперь долг чести повелевал ему найти девушку. Но куда она могла уйти? Она никого не знала в Монте-Карло, и только Этерстон мог осознать всю абсурдность предположения полковника Грейсона, что она могла отправиться домой.
Девушка, должно быть, была сильно напугана и больше всего нуждалась в ощущении безопасности, которое, он знал, приходило к ней, когда рядом с ней был он.
— А может быть, она где-нибудь спряталась? — тихо спрашивал он себя. — Ждет, пока уедет леди Милли?
И вдруг неожиданно герцога осенила мысль, что Селина, вероятно, думала не о себе, а о нем. Леди Милли, без сомнения, сказала девушке, что ее присутствие делает его посмешищем. Любя его, Селина, вероятно, хотела защитить его, как он защищал ее.
— Я должен найти ее — и как можно быстрее! — сказал он полковнику Грейсону.
Глядя на герцога, его секретарь отметил, что никогда не видел его таким озабоченным. Еще ни одна женщина не внушала ему подобного чувства.
— Прикажите запрячь экипаж, — резко сказал герцог, — и подумайте, подумайте, Грейсон, куда она могла пойти.
Полковник Грейсон отдал приказ лакею, который тут же побежал к конюшне.
Прошло совсем немного времени, и экипаж стоял у дверей, так как благодаря умению герцога все организовать, дежурный конюх всегда подавал экипаж в течение нескольких секунд.
— Собор Сент-Девот! Вот куда она пошла, я в этом уверен, — воскликнул герцог.
Он вспомнил о царящем там мире и о том, как Селина молилась.
«Я должен был догадаться, — говорил он себе, — что в Монте-Карло ее подстерегает опасность».
Она была слишком чиста и невинна для этого грубого, искушенного мира, в котором ценились только богатство и роскошь и в котором никому не было никакого дела до духовного богатства, которым обладала Селина.
Тут герцогу пришла в голову еще одна мысль, и на этот раз он был почти уверен, что прав.
— Езжайте в собор Сент-Девот, Грейсон, и посмотрите, там ли она, — приказал он, — хотя я уверен, что она вернулась к монахиням в церковь Святой Лаэ.
— Пешком? — Недоверие звучало в голосе полковника. — Это же по меньшей мере три мили.
— Я уверен, что она пошла туда, — подтвердил герцог.
— Я немедленно отправляюсь в собор Сент-Девот, — сказал полковник Грейсон и, повернувшись, отдал еще один приказ дворецкому. В эту же минуту подъехал крытый экипаж герцога, в котором он привез Селину с яхты на виллу и который был запряжен той же парой вороных коней.
Описав широкую дугу, лошади остановились прямо около герцога. Он сел в экипаж как был, не дожидаясь, пока ему принесут шляпу и трость.
— В Ла Турби, — сказал он лакею.
Лошади тронулись и покатили по вьющейся вверх дороге. Герцог все время смотрел в раскрытое окно, пытаясь заметить на склоне холма фигурку в зеленом платье.
Они поднимались все выше и выше, и, уже почти добравшись до Ла Турби, герцог понял, что, должно быть, ошибся. Видимо, Селина действительно пошла в собор Сент-Девот. Если это так, то полковник Грейсон найдет ее и привезет на виллу.
И вдруг, уже подумывая о том, чтобы повернуть обратно, герцог увидел девушку. Она, видно, шла очень быстро, а может быть даже бежала, если успела подняться так высоко.
И как он и ожидал, она шла не по дороге, делающей путь длиннее, а прямо от виллы поднималась по узенькой свежей тропинке, будто нарочно избегая длинных, усыпанных цветами пастбищ.
Герцог остановил экипаж, и, выйдя, сказал кучеру:
— Доезжайте до самой вершины, развернитесь и возвращайтесь сюда.
— Хорошо, ваша светлость.
Экипаж отъехал, а герцог еще немного подождал.
Он видел, что Селина поднимается очень медленно, я было видно, что она очень устала. Ее голова была не покрыта, и золотистые волосы переливались на солнце. Ее зеленое платье сливалось с весенней травой и полевыми цветами.
«Как же она молода!» — подумал он.
Но тут же у него мелькнула мысль, что в основных жизненных принципах, которых он всегда старался придерживаться, но о которых нередко забывал, увлекаясь чисто внешними сторонами окружающего его мира, она была зрела и мудра.
