Любовь & Война - Мелисса де ла Круз
– Почему нет?
Алекс рассмеялся.
– Ты забыла? У нас всего два стула и ни одного слуги, способного прислуживать за столом!
– Ах ты! – воскликнула Элиза, замахнувшись на него затянутой в перчатку рукой. – Ты не должен дразнить меня!
Когда они вернулись домой, то принялись за работу сначала в одной комнате, потом в другой, ставя юридические книги Алекса на полки в кабинете, перевешивая портрет Кэтрин Скайлер из передней гостиной в столовую, чтобы защитить его от яркого света, бьющего в окна на южной стороне дома, раз уж пока у них нет штор («Маме понравится быть поближе к еде», – не смогла удержаться от остроты Элиза, пока Алекс пристраивал картину над камином), или расставляя небольшую, но постоянно пополняемую коллекцию серебряных блюд в буфете со стеклянными дверцами.
Но в какой-то момент серьезные занятия уступали место баловству, и Элиза расставляла все ножи и ложки на каминной полке, как парочки, танцующие рил, или Алекс доставал кабачки из кладовки и заворачивал их в кружевную скатерть, как спящих младенцев. То один, то другой притворялись, что расстроены баловством второй половинки, и тогда виновник должен был просить прощения с помощью поцелуев или милой чепухи, пока, наконец, не брал в руки канделябр и не говорил: «Позволь мне загладить мою вину наверху».
13. Гамильтон рядом с ней
Таверна Франсеса и городской особняк Гамильтонов
Нью-Йорк, штат Нью-Йорк
Декабрь 1783 года
После шести лет британской оккупации от великого города Нью-Йорк осталась лишь бледная тень. До войны он был третьим по величине городом во всех северных колониях, с более чем двадцатью пятью тысячами жителей. По размерам он уступал лишь Бостону и Филадельфии и уверенно шел к тому, чтобы со временем обогнать их. Но после того, как британцы в 1777 году захватили Манхэттен, численность населения сократилась вдвое, поскольку тысячи сторонников независимости покинули город. За последующие шесть лет британского правления население города постепенно выросло, поскольку лоялисты из всех штатов стекались в город в поисках убежища. Их численность увеличивалась еще и за счет тысяч красноспинных, приплывающих из Англии, которые использовали город как базу для военных операций. Когда-то полный жизни город превратился в огромный военный лагерь, изобилующий всеми пороками, которых только можно ожидать там, где долгое время находится большое количество молодых людей, ограниченных армейским уставом. Казалось, каждый второй магазин превратился в пивную… или в дом с плохой репутацией.
Однако после поражения Корнуоллиса и британские войска, и находящиеся под их защитой лоялисты уезжали в огромных количествах, некоторые в Англию, другие в Канаду или на Карибы. Когда 25 ноября 1783 года генерал Вашингтон официально вошел в Нью-Йорк, тот походил на город-призрак с населением чуть больше десяти тысяч человек. На этот раз Вашингтон высадился на северном конце Манхэттена, перебравшись через реку Гарлем на Гарлемские высоты, чтобы повторить в обратную сторону путь семилетней давности, когда за ним от Нью-Йорка через весь Манхэттен гнался британский главнокомандующий Уильям Хоу, и Вашингтону едва удалось добраться до континента. Генералу Вашингтону важно было проехать по всему Манхэттену, чтобы показать, что весь остров – все двенадцать миль, а не только город в его южной части – теперь принадлежит Америке.
Первые десять миль или около того Вашингтону не встречалось ничего, кроме леса и пашни. Земля была под паром на зиму, но и без того вокруг царило запустение. На полях после прошлогоднего сбора урожая остались неубранные снопы, наполовину сгнившие от дождей, морозов и оттепелей, стада коров сбивались сиротливыми кучками перед закрытыми воротами загонов, напрасно ожидая, что кто-нибудь придет и опустошит их воспаленное вымя, а пестрые куры выискивали случайное зернышко на замерзшей земле, и никто, кроме лис и скунсов, не собирал их яйца. После нескольких миль этого унылого зрелища стали появляться аккуратные белые с коричневым домики, но лишь изредка можно было заметить дым, идущий из печной трубы, или крепкую фермершу, несущую корзину яблок или кабачков из погреба.
И вот, наконец, в двух милях от Нью-Йоркской гавани показался сам город. Издалека он выглядел таким же, каким его запомнил Вашингтон, и, увидев это, он, должно быть, вздохнул от облегчения, что британцы не сожгли его, подобно современным гуннам, уничтожающим новый Рим. Подъехав поближе, он заметил, что некоторые здания все-таки сгорели, но, судя по тому, что их было немного и все в разных местах, речь шла об обычных бытовых пожарах, с которыми не смогли справиться в силу отсутствия в городе пожарной бригады. Однако сотни других зданий стояли пустыми, а прочие были заселены чисто номинально и находились в ужасном состоянии. Ставни на окнах едва держались, а разбитые стекла заменили досками или промасленной бумагой. Во многих крышах зияли дыры, поскольку черепицу не меняли почти десять лет.
Но еще более пугающими были около дюжины заброшенных кораблей, стоящих на якоре в полумиле от острова, и запах болезни и смерти, расползавшийся по пустым улицам от соленого притока Ист-Ривер. Там британцы поставили на якорь несколько самых старых (и негодных) фрегатов, чтобы разместить на них военнопленных. И до сих пор сотни американских солдат, погибающих от голода, болезней и холода, отчаянно ждали освобождения. По некоторым подсчетам, одиннадцать тысяч американских патриотов погибли на этих кораблях, что почти в три раза превышало число погибших на поле боя. Их кости волны будут выкидывать на побережье еще не один десяток лет.
Но сам город все еще стоял в устье реки Гудзон, по которой в него стекались меха, зерно и древесина, идущие с северо-запада на рынки Европы, и одно это могло сделать его крупнейшим торговым центром, а возможно, и столицей новой страны. Климат здесь был мягче, чем в Бостоне, а то, что он расположился на острове, обеспечивало ему преимущества в обороне перед Филадельфией и Уильямсбургом. Конгресс Конфедерации был так уверен в блестящем будущем города, что после недолгого базирования в Филадельфии и Трентоне присвоил ему статус временной столицы. Вашингтон разделял мнение Конгресса о высокой символической значимости города.
По-прежнему отказываясь от должности в правительстве, Вашингтон выбрал таверну «Голова королевы» Самюэля Франсеса для того, чтобы сложить свои полномочия главнокомандующего и попрощаться со своими верными войсками 4 декабря 1783 года, прежде чев вернуться в Маунт-Вернон, на свою любимую плантацию в Вирджинии. Закончилась одна эра, и начиналась другая, и пусть прошлое было овеяно
